96 моя и чтобы еще больше, умирая, попрекала я тебя, свирепая судьба моя, п Тебя, — прости мое прегрешение,— Святая Божья Матерь!» И когда затихла она, безнадежное-безнадежное чувство отразилось в лице ея; ноющею грустью зоговорила всякая черта его, и все, от печально поникшого лба и опустившихся очей, до слез, застывших и засохнувшпх по тихо иламене-вшим щекам ея, все,казалось,говорило: «Нет счастья на лице этомъ!» « Не слыхано на свете, не можно, не быть тому», говорил Андрий: «чтобы красивейшая и лучшая из жен понесла такую горькую часть, когда она рождена на то, чтобы перед ней, как перед святыней, преклонилось все, что ни есть лучшого на свете. Нет,ты не умрешь! Не тебе умирать; клянусь моим рождением п всем, чтб мне мило на свете,— ты не умрешь! Если же будет уже так, и ничемъ—ни силой, нии молитвой, ни мужеством нельзя будет отклонить горькой судьбы, то мы умрем вместе, и прежде умру я, умру перед тобой, у твоих прекрасных колен, и разве уже мертвого меня разлучат с тобою». «Не обманывай, рыцарь, и себя, и меня», говорила она, качая тихо прекрасной головой своей: «знаю и, к великому моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня; знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы — врага тебе». | 97 «А что мне отец, товарищи, отчизна?» сказал Андрий, встряхнул быстро головой и выпрямив весь прямой, как надречпая осокорь, стан свой. «Так если ж так, так вот что: нет у меня никого! Никого, никого!» повторил он тем же голосом и с тем движением руки, с каким уиругий, несокрушимый козак выражает решимость на дело неслыханное и невозможное для другого. «Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нея всего. Отчизна моя — ты! Бот. моя отчизна! И понесу я отчизну эту в сердце моем, понесу ее, пока станет моего веку, п посмотрю: пусть кто-нибудь из козаков вырвет ее оттуда! И все, что ни есть, продам, отдам, погублю за такую отчизну!» На маг остолбенев, как прекрасная статуя, смотрела она ему в очи и вдруг зарыдала, и с чудной женской стремительностью, на какую бывает только способна одна безрасчетно великодушная женщина, созданная на прекрасное сердечное движение, кинулась она к нему на шею, обхватив его спегоподобными, чудными руками, и зарыдала. В это время раздались на улице неясные крики, сопровождаемые трубным и ли-таврным звуком; но он не слышал их: он слышал только, как чудные уста обдавали его блоговонной теплотой своего дыханья, как слезы |