93 князья и все, что ни есть лучшого в вельможном рыцарстве. Вижу, что ты иное творенье Бога, нежели все мы, и далеки пред тобой другия боярския жены и дочери-девы. С возрастающим изумлением, вся превратившись в слух, не проронив ни одного слова, слушала дева открытую, сердечную речь, в которой, как в зеркале, отражалась молодая, полная сил душа. И каждое простое слово этой речи, выговоренное голосом, летевшим прямо с сердечного дна, облечено было в силу. И выдавалось вперед все прекрасное лпцо ея, отбросила она далеко назад досадные волосы, открыла уста и долго глядела с открытыми устами; потом хотела что-то сказать и вдруг остановилась, и вспомнила, что другим назначеньем ведется рыцарь, что отец, братья и вся отчизна его стоят позади суровыми мстителями, что страшны облег-шие город запорожцы, что лютой смерти обречены все они с своим городом... и глаза ея вдруг наполнились слезами; она схватила платок, шитый шелками, набросила его себе на лпцо, и он в минуту стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свой прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свой прекрасную нижнюю губу,—как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ея сокрушительной грусти. | 94 «Скажи мне одно слово!» сказал Андрий и взял ее за атласную руку. Сверкающий огонь пробежал по жилам его от этого прикосновенья, и жал он руку,- лежавшую безчувственно в руке его. Но она молчала'и не отнимала платка от лица своего и оставалась неподвижна. «Отчего же ты так печальна? Скажи мне, отчего ты так печальна?» Бросила прочь она от себя платок, отвернула падающие на очи длинные волосы свои и вся разлилась в жалостных речах, выговаривая их тихим голосом, подобно тому, как ветер, поднявшись в прекрасный вечер, пробежит вдруг по густой чаще праведного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг уныв-но-тонкие звуки, п ловит их с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни по-гасающого вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущого от полевых работ и жнив, ни отдаленного стука где-то проезжающей телеги. «Не достойна ли я вечных сожалений! Не несчастна ли мать, родившая меня на светъ? Не горькая ли доля пришлась на часть мне? Не лютый ли ты палач мой, моя свирепая судьба? Всех ты привела к ногам моим: лучших дворян изо всего шляхетства, богатейших панов, графов п иноземных баронов, и все, чтб ни |