86
висело вниз, на веревочной петле, вытянувшееся и иссохшее тело: бедняк не мог вынести до конца страданий голода и захотел лучше произвольным самоубийством ускорить конец свой.
При виде таких поражающих свидетельств голода, Андрий не вытерпел не спросить татарку: «Неужели они, однакож, совсем не нашли, чем пробавить жизнь? Если человеку приходит последняя крайность, тогда, делать нечего, он должен питаться тем, чем дотоле брезгал: он может питаться теми тварями, которые запрещены законом, всеможетътогда пойти в снедь».
«Все переели», сказала татарка: «всю скотину: ни коня, ни собаки, ни даже мыши не найдешь во всем городе. У нас в городе никогда не водилось никаких запасов: все привозилось из деревень».
«Но как же вы, умирая такой лютой смертью, все еще думаете оборонить городъ?»
«Может быть, воевода и сдал бы, но вчера утром полковник, который в Буджаках, пустил в город ястреба с запиской, чтоб не отдавали города: что он идет на выручку с полком, да ожидает только другого полковника, чтоб идти обоим вместе. И теперь всякую минуту ждут их... Но вот мы пришли к дому».
Андрий уже издали видел дом, не похожий на другие и, как казалось, строенный каким-нибудь архитектором итальянским: он был сложен
87
пз красивых тонких кирпичей в два этажа. Окна нижняго этажа были заключены, в высоко видавшиеся гранитные карнизы; верхний этаж состоял из небольших арок, образовавших галлерею; между ниши были видны решетки с гербами; на углах дома тоже были гербы. Наружная широкая лестница пз крашеных кирпичей выходила насамую площадь. Внизу лестницы сидело по одному часовому, которые картинно и симметрпчески держались одной рукой за стоявшия иодле них аллебарды, а другой подпирали наклоненные свои головы и, казалось, таким образом более походили на изваяния, чем на живые существа. Они не спали и не дремали, но, казалось, были нечувствительны ко всему; они не обратили даже внимания на то, кто всходил по лестнице. Наверху лестницы они нашли богато убранного, всего с ног до головы вооруженного воина, державшого в руке молитвенник. Он было возвел на них истомленные очи, но татарка сказала ему одно слово, и он опустил их вновь в открытые страницы своего молитвенника, Они вступили в первую комнату, довольно просторную, служившую приемной или, просто, переднею; она была наполнена вся сидевшими в разных положениях у стен солдатами, слугами, псарями, впночерпиями и прочей дворней, необходимой для показания сана польского вельможи. Слышен был чад потонувшей свечи; две дру-