85
шею с натянувшимися жилами. Возле нея лежал ребенок, судорожно схватывавшийся рукой за тощую грудь ея и окрутивший ее своими пальцами от невольной злости, не нашед в ней молока. Он уже не плакал и не кричал, и только по тихо опускавшемуся и подымавшемуся животу его можно было думать, что он еще не умер, или, по крайней мере, еще только готовился испустить последнее дыханье. Они поворотили в улицы и были остановлены вдруг каким-то беснующимся, который, увидев у Андрия дрогоценную ношу, кинулся на него, как тигр, вцепился в него, крича: «хлеба!» Но сил не было у него равных бешенству; Андрий оттолкнул его: он полетел на землю. Движимый состраданием, он швырнул ему один хлеб, на который тот бросился, подобно бешеной собаке, изгрыз, искусал его и тут же, на улице, в страшных судорогах испустил дух от долгой отвычки принимать пищу. Почти на каждом шагу поражали их страшные жертвы голода. Казалось, как будто, не вынося мучений в домах, многие нарочно выбежали на улицу: не виспоиплется ли в воздухе чего-нпбудь, питающого силы. У ворот одного дома сидела старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла, или, просто, позабылась; по крайней мере, она уже не слышала и не видела ничего и, опустив голову на грудь, сидела недвижима на одном и том же месте. С крыши другого дома
86
висело вниз, на веревочной петле, вытянувшееся и иссохшее тело: бедняк не мог вынести до конца страданий голода и захотел лучше произвольным самоубийством ускорить конец свой.
При виде таких поражающих свидетельств голода, Андрий не вытерпел не спросить татарку: «Неужели они, однакож, совсем не нашли, чем пробавить жизнь? Если человеку приходит последняя крайность, тогда, делать нечего, он должен питаться тем, чем дотоле брезгал: он может питаться теми тварями, которые запрещены законом, всеможетътогда пойти в снедь».
«Все переели», сказала татарка: «всю скотину: ни коня, ни собаки, ни даже мыши не найдешь во всем городе. У нас в городе никогда не водилось никаких запасов: все привозилось из деревень».
«Но как же вы, умирая такой лютой смертью, все еще думаете оборонить городъ?»
«Может быть, воевода и сдал бы, но вчера утром полковник, который в Буджаках, пустил в город ястреба с запиской, чтоб не отдавали города: что он идет на выручку с полком, да ожидает только другого полковника, чтоб идти обоим вместе. И теперь всякую минуту ждут их... Но вот мы пришли к дому».
Андрий уже издали видел дом, не похожий на другие и, как казалось, строенный каким-нибудь архитектором итальянским: он был сложен