52
стояли по колени в воде и стягивали челныкреп-ким канатом с берега. Другие таскали готовые сухия бревна и всякия деревья. Там обшивали досками челн; там, переворотпвпщ его вверх дном, конопатили и смолили; там привязывали к бокам других челнов, ио козацкому обычаю, связки длинных камышей, чтобы не затопило челнов морской волной: там дальше по всему прибрежью разложили костры и кипятили в медных казанах смолу на заливанье судов. Бывалые и старые поучали молодых. Стук и рабочий крик подымался по всей окружности; весь колебался и двигался живой берег.
В это время большой парам начал причаливать к берегу. Стоявшая на нем толпа людей еще издали махала руками. Это были козакн в оборванных свитках. Безпорядочный наряд (у многих ничего не было, кроме рубашки и коротенькой трубки в зубах) показывал, что они ила только что избегнули какой-нибудь беды, или же до того загулялись, что прогуляли все, чтб ни было на теле. Из среды их отделился и стал впереди приземистый, плечистый козак, лет пятидесяти. Он кричал и махал рукой сильнее всех; но за стуком п криком рабочих не было слышно его слов.
«А с чем приехали?» спросил кошевой, когда парбм приворота к берегу. Все рабочие,
остановив свои работы и подняв топоры п долота, смотрели в ожидании.
«С бедою!» кричал с парома приземистый козак.
«С какою?»
«Позвольте, панове запорожцы, речь держать?»
«Говори!»
«Или хотите, может быть, собрать раду?»
«Говори, мы все тутъ».
Народ весь стеснился в одну кучу.
«А вы разве ничего не слыхали о том, чтб делается в гетманщпне?»
«А чтб?» произнес один из куренных атаманов.
«Э! чтб? Видно, вам татарин заткнул клей-тухом уши, что вы ничего не слыхали».
«Говори же, чтб там делается?»
«А тб делается, что и родились, и крестились, еще не видали такого».
«Да говори нам, чтб делается, собачий сынъ!» закричал один из толпы, как видно, потеряв терпение.
«Такая пора теперь завелась, что уж церкви святые теперь не наши».
«Как не наши?»
«Теперь у жидов оне на аренде. Если жиду вперед не заплатпшь, то н обедню нельзя править».
«Чтб ты толкуешь?»