&5
ироизнестп ниг одного слова, но когда приметила, что бурсак стоял, потупив глаза и не смея от робости пошевелить рукой, когда узнала в нем того же самого, который хлопнулся перед ея глазами на улице, смех вновь овладел ею. Притом в чертах Андрия ничего не было страшного: он был очень хорош собой. Она от души смеялась п долго забавлялась над ним. Красавица была ветрена, как полячка; но глаза ея, глаза чудесные, поразительно-ясные, бросали взгляд долгий, как постоянство. Бурсак не мог пошевелить рукой и был связан, как в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему, надела ему на голову свой блистательную диадему, повесила на губы ему серьги и накинула на него кисейную прозрачную шемизетку с фестонами, вышитыми золотом. Она убирала его и делала с ним тысячу разных глупостей, с развязностью дитяти, которой отличаются ветреные полячки п которая повергла бедного бурсака в большее еще смущение. Он представлял смешную фигуру, раскрывшп рот и глядя неподвижно в ея ослепительные очп. Раздавшийся в это время у дверей стук испугал ее. Она велела ему спрятаться под кровать, и как только безпокойство прошло, кликнула свой горничную, пленную татарку, п дала ей приказание осторожно вывесть его в сад и оттуда отправить через забор. Но па этот раз бурсак наш не так счаст-
26
диво перебрался через забор: проснувшийся сторож хватил его порядочно по ногам, п собравшаяся дворня долго колотила его уже на улице, покамест быстрые ноги не снами его. После этого проходить возле дома было очень онасно, потому что дворня у воеводы была многочисленна. Он встретил ее еще раз в костеле: она заметила его и очень приятно усмехнулась, как давнему знакомому. Он видел се вскользь еще один раз; и после этого воевода ковенский скоро уехал, и вместо прекрасной черноглазой иолячки выглядывало из окон какое-то толстое лицо. Вот о чем думал Андрий, повесив голову и потупив глаза в гриву коня своего
А между тем степь уже давно приняла их всех в свои зеленые объятия, и высокая трава, обсгупивши, скрыла их, и только черные казачьи шапки одне мелькали между ея колосьями.
«Э, э, э! чтб же это вы, хлопцы, так притихли?» сказал, наконец, Бульба, очнувшись от своей задумчивости: «как будто какие-нпбудь чер-нецы! Ну, разом все думки к нечистому! Берите в зубы люльки, да закурим, да пришпорим коней, да полетим так, чтобы и птица не угналась за нами!»
И козаки, принагнувшпсь к коням, пропала в траве. Уже и черных шапок нельзя было видеть; одна только струя сжимаемой травы показывала след их быстрого бега.