20
который бранил всю ученость п советовал, как мы уже видели, детям вовсе не заниматься ею. С этого времени Остан начал с необыкновенным старанием сидеть за скучной книгой п скоро стал на ряду с лучшими. Тогдашний род учения страшно расходился с образом жизни: эти схоластическия, грамматическия, реторическия п логическия тонкости решительно не прикасались ко времени, никогда не применялись и не повторялись в жизни. Учившиеся им ни к чему не могли привязать своих познаний, хотя бы даже менее схоластических. Самые тогдашние ученые более других были невежды, потому что вовсе были удалены от опыта. Притом же это ужасное республиканское устройство бурсы, это ужасное множество молодых, дюжих, здоровых людей, все это должно было им внушить деятельность совершенно вне их учебного занятия. Иногда плохое содержание, иногда частые наказания голодом, иногда многия потребности, возбуждающияся в свежем, здоровом, крепком юпоше, все это, соединившись, рождало в них ту предприимчивость, которая после развивалась на Запорожье. Голодная бурса рыскала по улицам Киева и заставляла всех быть осторожными. Торговки, сидевшия набазаре, всегда закрывали руками своими пироги, бублики, семечки из тыкв, как орлицы детей своих, если только видели проходившого бурсака. Консул, долженствовавший, но обязанности своей,
21
наблюдать над подведомственными ему сотоварищами, имел такие страшные карманы в своих шароварах, что мог поместить туда вск> лавку зазевавшейся торговки. Эти бурсаки составляли совершенно отдельный мир: в круг высший, состоявший из польских и русских дворян, они не допускались. Сам воевода Адам Кисель, несмотря на оказываемое покровительство академии, не вводил их в общество и приказывал держать их построже. Впрочем, это наставление было вовсе излишне, потому что ректор и нрофессоры-монахп не жалели лоз п плетей, if часто дикторы, по их приказанию, пороли своих консулов так жестоко, что те несколько недель почесывали свои шаровары. Многим из них это было вовсе ничего и казалось немного чем крепче хорошей водки с перцем; другим наконец сильно надоедали такия безпрестанные припарки, и они убегали на Запорожье, если умели найтн дорогу и если сами не были перехватываемъ! на пути. Остан Бульба, несмотря на то, что начал с большим старанием учить логику и даже богословие, никак не избавлялся неумолимых ро-зог. Естественно, что все это должно было как-то ожесточить характер и сообщить ему твердость, всегда отличавшую козаков. Остаи считался одним из лучших товарищей. Он редко предводительствовал другими в дерзких предприятияхъ—обобрать чужой сад или огород,