латинские вирши писалъ? Л грамоте разумею не сильно, а потому: и не знаю: Гораций, что ли?» «Вишь, какой батькой подумал про себя старший сын, Остап: «все старая собака знает, а еще прикидывается». «Я думаю, архимандрит не давал вам и понюхать горилки», продолжал Тарас. «А признайтесь, сынки, крепко стегали вас березовым и свежим веником по спине и по всему, что ни есть у козака? А может, так как вы сделались уже слишком разумные, так, может, и илетю-ганамп пороли? Чай, не только по субботам, а доставалось и в среду, и в четвергъ?» «Нечего, батько, вспоминать; что было, то прошло!» «Пустьтеперь попробуетъ!»сказал Андрий:«пускай теперь кто-нибудь только зацепит; вот пусть только подвернется теперь какая-ипбудь татарва, будет знать она, что за вещь козацкая сабля!» «Добре, сынку! ей Богу, добре! Да когда на то пошло, то и я с вами еду! ей Богу, еду. Какого дьявола мне здесь ждать? Ч тоб я стал гречко-сеем, домоводом, глядетьзаовцами да за свиньями да бабиться с женой? Да пропади оне: я ко-зак,не хочу! Так что же, что нетъвойны? Я так поеду с вами да Запорожье—погулять; ей Богу, поеду!» И старый Бульба мало-по-малу горячился, горячился, наконец рассердился совсем, встал | нз-за стола п, приосанившись, топнул ногой.— «Завтра едемъ! Зачем откладывать? Какого врага мы можем здесь высидеть? На чтб нам эта хата? К чему нам все это? На чтб эти горшки?» Сказавшп это, он начал колотить и швырять горшки н фляжки. Бедная старушка, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально глядела, сидя на лавке. Она не смела ппчего говорить; но, услы-ша о таком страшном для нея решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на детей своих, с которыми угрожала ей такая скорая разлука,—п никто бы не мог описать всей безмолвной силы ея горести, которая, казалось, трепетала в глазах ея ии в судорожно-сжатых губах. Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочѵющем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена до тла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он ии привыкал глядеть им прямо въочи, разу чившпсь знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле-мпрный славянский др ии |