— 781 —
законодателем причиняемое к разряду тех маловажных деяний, которые тысячами разбираются в камерах городских судей и проходят, никем незамеченными,—становится известным всей читающей России, рождает вокруг себя целую полемику.
„Причина этому—лежит вне дела. Она находится в личности известного общественного деятеля М. Д. Челышова, формально хотя к делу непричастного, но в качестве уполномоченного и распорядителя по делам его отца, Д. Б. Челышова, невольно принявшого на свои плечи всю тяжесть нравственной ответственности перед обществом за те распорядки, которые якобы с его ведома и одобрения, допускались его служащими—распорядки, так резко противоречащие хорошо всем известным взглядам М. Д. на дело народной трезвости.
„Можно поручиться, что если бы дело Д. Е. Челышова,, не могло бросить тень на члена Думы М. Д. Челышова, то обнаруженное Балиным распитие вина в банях вряд-ли бы попало даже на страницы местных газет. Но „от копеечной свечки Москва сгорела".
„Ничтожным по существу обвинением, направленным на Д. Е. Челышова, хотели поджечь репутацию и доброе имя общественного деятеля.
„Хотели сказать:—Вот он, апостол трезвости, безкорыстный служитель идеи народного блага, облеченный высоким почетным званием народного представителя,—вот он, с его громовыми речами! Онъ—неискренний, лживый человек. Он ищет популярности, драпируясь в тогу добродетели. Его девизы—фальшивая монета. Его убеждения—не убеждения, а фразы. Где дело касается рассчета, убеждения забываются! Во имя рубля он втихомолку поощряет то, против чего борется открыто!
„Так хотели сказать—и говорили. Это хотели доказать, но... не доказали!
„Хотели, или хотел...
„Многие, или—один.
„Но „кто-то" скупал сотни номеров „Голоса Самары" с обличительными статьями о Челышове, рассылая их в редакции чуть что не всех газет.
„Кто-то выписывал несколько десятков номеров журнала „Хулиганъ", посвященного Челышову, с карикатурами на 18-е марта.
„Кто-то пустил в Москве журнал „Челышовщина"
— 782 —
с рисунками, принадлежащими одному самарскому художнику.
„Поколебать репутацию ничего не стоит, облить грязью—дело нетрудное...
„А францусская поговорка: „Клевещи, клевещи, - все что-нибудь да останется"—глобоко жизненна! Грязная клевета, пущенная в ход, всегда оставит свой след, как бы ее ни отскаблйвали. В этих рассчетах и действовали те, о которых прежде только догадывались и которые теперь стоят перед нами,—снявши, хотя и против воли, свои маски. Рассчеты не оправдались. Маскарад кончился.
„Данные дела дают нам картину типичной провокации, жертвой которой сделался Челышов.
„Обратимся сперва к общему распорядку, принятому в банях Челышова, к тем приказам служащим, которые исходили от Челышова, и к тем мерам надзора, которые принимались им, чтобы исключить всякую возможность со стороны посетителей иметь в занимаемом номере вино.
„Свидетели Николаев и Кимонт удостоверяют, что от всех, поступающих на службу, отбирались подписки, обязывавшия служащих „ни под каким видом не доставлять посетителям вина и пива".
„Служащим грозили увольнением за нарушение этого приказания",—добавляет свидетель Кимонт. И как на пример того, что угрозы не оставались лишь угрозами и слово переходило в дело, указывает на немедленное увольнение Чижова после случая 18-го марта.
„Те же свидетели объясняют, что „посетителям, старавшимся тайно пронести с собой в номер напитки, предлагали оставлять вино в кассе, до выхода из бань". Бывали случаи, что посетители, не желавшие подчиняться этому распоряжению, уходили.
„Свидетель Рыжов к этому добавляет: „Машинистам (не имеющим никаких сообщений с номерами) запрещалось держать в помещении бань водку и пиво даже для себя".
„Власов, когда-то служивший у Челышова, также показывает, что „Михаил Челышов строго запрещал исполнять требования посетителей и доставлять в номер вино, грозя за ослушание немедленным увольнениемъ".
„Показания этих свидетелей и правдивы, и логичны: свидетель Юрин просил Челышова от имени фирмы „Петцольдъ" разрешить этой фирме торговать пивом в
