- 229 —
когда потребуется, я с этим познакомлю вас. Затем, по тому положению, по которому будут выбирать, опять повторяю, крестьяне не попадут, попадут только баре, хотя, слов нет, тут говорится, что могут попасть и крестьяне, получившие юридическое образование. Дальше, если судья этот будет выбран не из среды местного народа, то он будет чужой ему, чужой потому, что сам закон предусматривает, что если на месте не хватит лиц, способных быть судьями, судей будут посылать из Петербурга, чужих людей, чужих по вере, чужих по обычаю и не знакомых с местной жизнью. Далее, закон предлагаемый нам, требует ценза, которого крестьянин тоже не имеет, и, следовательно, попасть туда не может. Здесь говорят нам еще, что для людей, желающих получить места, разрешается испытание, но это испытание мне хорошо известно. Я знаю несколько примеров, как испытывала комиссия на звание звхмского начальника, об этом я говорить не буду, так как это известно всем, это испытание не выдерживает никакой критики. (Голос в центре: правильно). Итак, повторяю, ясно, что весь этот законопроект направлен к тому, чтобы судьями могли быть лица других сословий, но никак не крестьянского. Здесь, в этом законе, все это как белыми нитками по черному шито. Мотивируется все это принципом выборным, даже говорится о бессословности, но суть ясна, как день, что тут только прикрываются мотивами. Крестьяне, по этому законопроекту совсем устраняются и не могут попасть в судьи. Меня удивляет, почему это боятся крестьян, почему опасаются их участия в государственном управлении, я этого никак понять не могу. Мне напоминает этот закон один характерный рассказ: жили в деревне два брата, денег не хватает, надо идти на сторону; один, женатый, и говорит: «ты сходи нынешний год на сторону, а я останусь дома, а то,
— 230 —
гляди, я останусь дома, ты иди». Читая оба доклада сверху донизу, мы видим, что все проникнуто благими намерениями, но на самом деле права крестьян, дарованные Царем, в корне попираются. Если мы примем этот закон, предложенный комиссией, крестьяне ясно поймут, что это не для народа закон, а это новые места для 5.000 чиновников, которых посадят на шею народную. Ведь нельзя насиловать волю и права народа, которые дарованы Государем, освободившим крестьян от крепостной зависимости и давшим им право судить самих себя. Во первых, суд этот будет дорогой, дорогой не потому, что потребует расхода 13.000.000 р. но дорогой для народа потому, что судья будет жить не в волости, а где то в одной из волостей. Хотя и говорят, что он будет объезжать свой район, но мне представляется такая картина: приезжает крестьянин; судьи нетъ—он уехал по округу; нужно ждать его или же ехать обратно. В настоящее время самое главное это то, что крестьяне, судятся без помощи—не скажу какого племени, сами догадайтесь (Рукоплескание справа), а это будет поприщем для этого сословия, и потом ведь народный суд верит на совесть, это суд совести, и всякое преступление, какое ни случись, кре-стьянин-судья, возвращаясь домой с поля, чрез баб узнает, кто виновен, а судья новый будет основываться только исключительно на свидетельских показаниях. Для него важны и ценны свидетельския показания, а вы, гг., знаете, каковы теперь эти свидетельския показания. Судья будет руководствоваться писанным законом, а писаный закон говорит: если кто кого ударил и это кто видал, то надо бить и другого, чтобы не было свидетеля, и только побивши обоихъ—прав будешь. Это писанный закон. Такого закона, гг., народу не предлагайте. Дальше я вам уже говорил, что суд будет и дорог и далек: дорог, потому что он основан всецело на бумагах. В
