— 119 -
эти жертвы прошли курс ваших училищ. Ведь если мы к этому почти что привыкли, то войдите в положение тех простых их родителей, часто малограмотных,—что они переживают, какия они муки чувствуют, когда они узнают, что сын их попался за что то и будет повешенъ? Кто в этом виноватъ? Виновата, по моему глубокому убеждению, в большой степени наша школа. Я это говорю потому, что она только относилась к развитию ума, голову набивала знаниями, но в душу наших детей, она не заглядывала. Я не ошибусь если скажу, что Министерство, которое до сего времени было и до сего времени называлось Министерством Народного Просвещения,—это название было неверно,—историк наверное не ошибется, за все его действия, принимая во внимание всю критику предшествующих ораторов, если скажет, что это Министерство, было—простите меня, но это такъ—Министер-ствомъНародного Развращения! Какия же причины были к тому, что часто школы наши не оправдывали своего назначения? Я простой человек, но скажу то, что думаю. Причина одна из самых существенных и самая, по моему, главная,— это, повторяю,—то,что не обращали внимания наре-ли 1'иозное воспитание учащихся, повторяю еще раз,— голову знанием набивали, но в душу не заглядывали. Всякий человек с сильно развитой головой, но глухим сердцемъ—это есть урод. Если бы это чувство, чувство сердечной веры, религиозности,—я оговариваю слово «религия», я уважаю всякую религию, я сам православный христианин и считаю честью принадлежать к этому учению православной церкви, но глубоко уважаю и чту верование всякого народа,—если бы в нашей православной церкви преподавалось религиозное учение, если бы в могометанкой церкви оно тоже стояло на должной высоте, если бы даже в инородческой и других верованиях,—у католиков, например,—преподавалась религия духовными представителями в широком курсе и размере, я думаю, много жертв народных не
— 120 —
было бы отправлено на виселицу или на эшафот. Я хочу вам напомнить немного былое время. В прежния времена народ воспитывался в большинстве по церковно-славянским учебникам: начинали с молитвы и кончали молитвой; учили «буки-аз, буки-аз -ба, блажен мужъ»—и это простые учебники, простые учителя. Я, например, учился у старой девушки читать, — писать она не умела, писать я учился у других.. И вот, в эти времена отроческия, многое было усвоено без сознания, слова молитвы и разные положения о том, что некоторые вещи называются грехом, я тогда воспринимал это без всякого понятия, но когда я стал рости, столкнулся с жизнью, то я многое вспомнил: а, вот это есть грех; и скажу откровенно вам, как перед Богом, что от многого это меня удержало. Такого образования в наших школах нет, было оно, господа, раньше, но вот, сошлюсь опять, на Вончакова, который подтверждает мои доводы, что «положением 25 мая 1874 г. был сделан новый дальнейший шаг. Со времени этого «положения» усилились гонения на домашния школы черничек, дьячков, пономарей и им подобных добровольцев-учителей, которых школы, в сущности, были строго церковными по своему духу, методу и всему укладу. Оне закрывались полицией». Много было этих простых религиозных учебных заведений, но наша власть, власть, часто ни во что не верующая, эти школы закрывала. Не закрывать их надо было, а поддерживать. Надо было идти к ним на помощь средствами, знаниями и развить их. Оне были бы, действительно, школами народными, но этого не было сделано; а в новых школах религиозность часто была почти что под запретом —с 1864 по 1884 гг, —и только в 1884 г. началось опять стремление к народным школам. Я называю школой народной как школу казенную, как школу земскую, так и школу простого преподавателя, который только
