может быть, недостаток нравственности или плохая осведомленность людей во всех учебных заведениях, тех людей про которых здесь говорил уважаемый член Государственной Думы фон-Анреп, что там места добывают известным путем, путем протекции, может быть, это все вместе взятое и существует,—но, однако,, наша ученость, наше знание в большинстве случаев только бумажные. Нельзя мириться с тем, что человек имеет ученый знак, но нужны, повторяю, господа, нам, плательщикам налогов, люди не только с одним бумажным знанием, но люди, знающие действительно тот предмет, который они изучали. Не могу не подчеркнуть еще того, что наша учащаяся молодежь, по окончании высшого учебного заведения, за малыми исключениями, уж очень мало работоспособна, мало любит трудиться, а больше все стремится на 20 число и подписывать только бумаги, и так, что почти-чго никто их не прочитает; и вот в стремлении за этой бумажкой, вы здесь часто можете прочитать, — здесь в Петербурге уже к этому привыкли, не обращают на это внимания,—часто читаете объявления: «готовлю, говорит, в любое высшее учебное заведение с ручательством за успехъ». Что это такое, господа? Ведь это форменный разврат. Ведь знают подкладку этих преподавателей, потому что там этим занимаются профессора, которые экзаменуют. И это остается незамеченным, не возмущается ни общество, ни печать против подобных дел. И вот такие-то афишированные объявлениями преподаватели, должно быть, занимаются и подделкой документов, аттестатов зрелости, которая в настоящее время в таких широких размерах практикуется. Не могу не обратить внимания на положение тех лиц, которые за этим наблюдают. Например, поступает ученик в высшее учебное заведение, и профессор не в состоянии определить, что он, действительно ли, имеет знание, или у него подложный
— 1 18 —
аттестат, и он посылает чрез полицию справку в то учреждение, выдан ли такому то аттестат, а сам не может определить по его способностям, а главное знаниям, что это сапожник, а не студент. Ведь об этом подумать надо; в этом я вижу, что не всегда профессора на высоте своего положения. Я маляр; я нанимаю маляра, и если он начинает работать не так, то я ему прямо говорю: ты, голубчик, не маляр, иди в сторону. Но я этого не вижу в науке.1 Еще не могу не указать и на то положение, в котором находится, в настоящее время, наше чиновничество. Все они прошли эту школу, и на них вы ясно видите результат этого школьного воспитания. Школа безусловно неопровержимо кладет отпечаток на людей, которые прошли чрез нее. Школа, как до меня говорили—я не могу высказать, будто развращает, но как характерно выразился, глубокоуважаемый член Государственной Думы фон-Анреп, она делает отношения учащихся и учащих звероподобными. Мы можем еще наблюдать разлад в высшем и среднем образовании, вы можете характерно это видеть, когда идут на сцене: «Дети Ванюшина»: простой промышленник говорит, как он за людьми гонялся, людей слушал и учил своим детей; результат же полный развал, полный распад семьи. Но ведь не это он хотел в своих детях видеть, но это так случилось. Всем нам известно, что в последнее время образовались общества «Огарковъ», «Молодежи», разные лиги разврата и т. д., и это так и должно было случиться, когда есть такие воспитатели, как недавно обнаружил процесс г. Дю-Лю. Как можно было сию там терпеть. Как можно было мириться с подобным больным человеком на поприще народного просвещения? Не могу, господа, без боли в сердце говорить о том, что мы читаем в газетах каждый день—5—6 казней,—казнят все молодых людей; все
