тот. что в первом классе было 50 учеников, а кончало сколько? Кончало ИО, много 15 человек. Где же эти 40 или 35 детей? Выброшены, как якобы неспособные. Господа, как же это можно было допускать, как же можем мы допускать теперь, в настоящее время, когда мы имеем право этому препятствовать, чтобы так не уродовали и не казнили наших детей? Мы видели из примеров, что человек не окончил учебного заведения, а потомки потом ценили его, как известного мыслителя, философа, как художника, и памятниками его увековечивали. Как же можно поручить этим людям определять способности ребенка экзаменами? Этого быть, по моему, никогда не должно! Не могу еще не указать на то положение, господа, что у нас мало очень высших учебных заведений. Недостаток просвещения, недостаток образования я на себе чувствую,—тьма египетская меня давит, душит и отнимает массу, может быть, энергии, которую можно было приложить для дела и для пользы страны. У нас их всего полтора—два десятка. Я знаю много случаев, когда скромный, нравственный ребенок, окончив гимназию или реальное училище, или девушка, должны, для получения высшого образования, ехать куда нибудь в крупный центр, где есть высше учебное заведение. Ребенок чистый, как роза, выросший под лаской родительской, бросает семью и едет за просвещением, и часто, очень часто, вместо просвещения ума окунается в омут грязи и домой не ворочается. Нам нужно обязательно, повторяю, не откладывая ни минуты, найти средства, и эти высшия учебные заведения иметь в каждом губернском городе, а если не в каждом, то безусловно в одном из двух, чтобы можно было детям воспитываться под влиянием родителей и семейной чистоты и скромности. Но не могу, господа, не указать еще па то, что. может быть, такая заполненность учебных заведений,
может быть, недостаток нравственности или плохая осведомленность людей во всех учебных заведениях, тех людей про которых здесь говорил уважаемый член Государственной Думы фон-Анреп, что там места добывают известным путем, путем протекции, может быть, это все вместе взятое и существует,—но, однако,, наша ученость, наше знание в большинстве случаев только бумажные. Нельзя мириться с тем, что человек имеет ученый знак, но нужны, повторяю, господа, нам, плательщикам налогов, люди не только с одним бумажным знанием, но люди, знающие действительно тот предмет, который они изучали. Не могу не подчеркнуть еще того, что наша учащаяся молодежь, по окончании высшого учебного заведения, за малыми исключениями, уж очень мало работоспособна, мало любит трудиться, а больше все стремится на 20 число и подписывать только бумаги, и так, что почти-чго никто их не прочитает; и вот в стремлении за этой бумажкой, вы здесь часто можете прочитать, — здесь в Петербурге уже к этому привыкли, не обращают на это внимания,—часто читаете объявления: «готовлю, говорит, в любое высшее учебное заведение с ручательством за успехъ». Что это такое, господа? Ведь это форменный разврат. Ведь знают подкладку этих преподавателей, потому что там этим занимаются профессора, которые экзаменуют. И это остается незамеченным, не возмущается ни общество, ни печать против подобных дел. И вот такие-то афишированные объявлениями преподаватели, должно быть, занимаются и подделкой документов, аттестатов зрелости, которая в настоящее время в таких широких размерах практикуется. Не могу не обратить внимания на положение тех лиц, которые за этим наблюдают. Например, поступает ученик в высшее учебное заведение, и профессор не в состоянии определить, что он, действительно ли, имеет знание, или у него подложный
