— 114 -
служащих государству, без ущерба интересов одного против другого. Вот это-то ^соотношение, по-моему. и есть результат тех непорядков, которые царят в настоящее время в нашей как низшей и средней, так и высшей школе. Я был на одном из заседаний бюджетной комиссии, и Министр Финансов с гордостью, говорил, что «наш отдел Министерства Финансов, по винному делу, стоит так, как ни в одном из Министерств, и ни одно из них не может похвалиться своею аккуратностью: мы вам, говорит, в любое время даем какия угодно справки». Не хвалиться надо было бы этим делом, а со стыдом нужно было бы о нем говорить. А вот, если бы Министерство Народного Просвещения нам похвалилось, я глубоко, несказанно был бы рад и не пожалел бы ассигновать средства на народное просвещение! (Рукоплескания па всех скамьях) Знаток народного просвещения, профессор фон-Анреп, помните, назад 3 дня тому, говорил здесь,—ведь от всех его слов волос дыбом становился, кровь стыла в жилах,—он говорил: «дайте нам профессоров, дайте наставников, их у нас нетъ»,- так кажется, насколько я помню, он сказал. (Возгласы: да, да). И мы, не имея их, бессильны теперь двинуть народное образование по широкому, чистому пути света и знания и к могуществу русской страны. Как же вы это можете двинуть, когда вы гроши платите на народное просвещение? Какими же путями можете двинуть это дело, когда вы на него средств не хотите ассигновать? Я вам прямо говорю—не хотите,—так как из доклада нашей комиссии не вижу стремления в широких размерах поставить народное просвещение. И вот, господа, в результате недостача, не то, что недостача, а просто прижим народного просвещения. Скажу несколько слов о том, как учили в наших училищах, в низших и средних,—о высших я говорить не буду, предоставляю это другим ораторам; а
вот как в низших учили наших детей: обыкновенно учили «от сих и до сихъ», вот, говорит, дома выучи и приходи. Спрашивали некоторых учеников по известному предмету раз, два, три в году, а я знаю, что по некоторым предметам и совсем не спрашивали, и учитель выводил отметку наугад. Вот где начался разврат нацией школы. Вот какое отношение учителей к учащимся. Ведь невольно такой прием детей приучал к обману. Когда зададут «от сих и до сихъ» и ребенок дома, не успевший, может быть, выучить,—может быть за него напишет урок какая-нибудь гувернантка, бонна, отец или мать, невольно думает: а, ну, как спросят, ты ли сам это сделалъ? Но некому спросить, так как у нас на 100 человек 1 учитель; спрашивать было некогда, и у него, в его чистую светлую детскую душу сейчас же, незаметно для него, без сознания, входило и приучалось чувство мелкого, но постоянного обмана, и, в будущем, у этих людей, достигших иногда, может быть, высокого служебного положения, это чувство правды было атрофировано, и они обманывали часто и Царя и те ^учреждения, которым служили. Другая еще есть вещь, которая вызывалась, по-моему, необходимостью, т. е. неспраш и вашем в течение года ни одного раза, это проверка ежегодных знаний ученика, это, так называемые, экзамены. Я не могу с ней мириться, потому что это есть варварский прием проверки знаний ученика. Кто может сказать из педогогов, что такой то ученик в первом году учения в гимназии, лет 9—10-ти, в будущем учиться дальше совсем неспособенъ? Мы, родители, знаем, что наши собственные дети не всегда одинаково развиваются: о цни с более живым умом, другия с более слабым, и вот всех по одному шаблону на экзамене четвертуют, потому что во время прохождения курса учитель не знает их, и результат этого насилия над народной, чистой, детской душой был
