— 120 —
приписывают манипуляциям посторонняго духа, дейст вующого чрез организм медиума или иным путем.
Подобно тому, как хлысты или малёванцы, прорицая, произнося известные слова и делая телодвижения, не сознают их или по крайней,мере не признают, как собственные, а напротив признают их чуждыми себе, совершающимися волею вошедшого извне духа, так же точно и пишущий или вертящий столом спирит не признает этих действий за свои, а относит их к действию посторонняго духа, который управляет им, как простым орудиемъ».
«Относя к одной общей категории малёванцев, хлыстов и спиритов, мы не можем не закончить этого сравнения сопоставлением скопческих и хлыстовских прорицаний с откровениями спиритов. Если первые большею частью лишены смысла или по крайней мере не возвышаются над уровнем заурядного человеческого разума, то и все то, что успели сообщить спиритам их духи, совершенно посредственно или ничтожно и по справедливому замечанию английского мыслителя «не может быть поставлено выше самой пошлой болтовни (Карпентер)».
Итак возникновение психопатических эпидемий, подобных вышеописанным, возможно и в интеллигентном классе общества, в котором одним из стимулов к их развитию и распространению служит также внушение, производимое устно и печатно.
Паники среди людей и животных.
Надо однако иметь в виду, что психическая зараза проявляется не только распространением психопатических эпидемий, но и распространением психических эпидемий, которые не могут считаться патологическими в узком смысле слова и которые несомненно играли большую роль в истории народов. Такого рода психическия эпидемии происходят и в современном нам обществе и притом не особенно редко. Один из ярких примеров психических эпидемий, правда кратковременного свойства, представляет то, что называется паникой. Эта психическая эпидемия развивается в народных
— 121 —
собраниях, когда,вследствие тех или других условий, к сознанию массы прививается идея о неминуемой смертельной опасности.
Кто переживал вместе с другими панику, тот знает, что это не есть простая трусость, которую можно побороть" в себе сознанием долга и с которой можно бороться убеждением. Нет, это есть нечто такое, что охватывает, подобно острейшей заразе, почти внезапно целую массу лиц чувством неминуемой опасности, против которой совершенно бессильно убеждение и которое получает объяснение только во внушении этой идеи, пу-тем-ди неожиданных зрительных впечатлений (внезапное появление пожара, неприятельских войск и пр.) или путем слова, злонамеренно иди случайно брошенного в толпу. Из лиц, бывших на театре последней русско-турецкой войны, многия вероятно вспомнят при этом случае о тех паниках, которые неоднократно охватывали население Систова во время нашего Шевненского сидения.
Так как паника касается чувства самохранеяия, свойственного всем и каждому, то она развивается одинаково, как среди интеллигентных лиц, так и среди простолюдинов; условиями же ея развития должна быть неожиданность в появлении всеми познаваемой опасности, на каковой почве достаточно малейшого толчка действующого подобно внушению, чтобы развилась паника.
Однажды мне самому, во время моего студенчества, пришлось вместе с другими товарищами пережить панику, и я думаю, что хотя бы краткое описание этого случая не лишено известного интереса в связи с рассматриваемыми нами явлениями.
Дело было в течение зимы 1875-76 года, когда произошел взрыв от случайного воспламенения 45 тысяч пудов пороха на пороховом заводе близ Петербурга. Все, жившие в то время в Петербурге, вероятно помнят тот страшный звук, который произошел от этого взрыва и от которого полопались стекла во многих домах набережной Большой Невы. Мы сидели в то время на лекции покойного профессора Бессера в аудитории одного из деревянных бараков, занятых его клиникой. Вдруг во время полного внимания всей аудитории раздается оглушительный звук, потрясший все здание барака до его основания. В эту минуту никто не мог понять, что такое случилось. Мне показалось, что должен рушиться потолок здания и