— 479 — тически доказано, что повседневное употребление умеренного количества вина вреднее чрезмерного по временам опьяне-ния себя им, то и тогда вынужденное выбирать из двух зол меньшее, правительство, весьма вероятно, должно было бы все-таки предпочесть первый способ потребления вина, если можно было бы допустить, что больший вред его в медицинском отношении перевешивался бы теми неблогоприятными последствиями, которые пьянство, т.-е. чрезмерное за один раз потребление вина порождает в области народной нравственности и экономического блогосостояния народа», И, оставаясь верным начертанному плану, финансовое ведомство одну часть задачи выполнило блестяще. Оно всеми силами заботится о том, чтобы народ не оставался без вина. В прежния времена в период распутицы еще мог в некоторых местностях ощущаться питейный голод. Теперь возможно ли это? «Селение может остаться без всякой помощи—духовной, врачебной и проч.,—но без казенного вина* никогда, ибо не только финансовое ведомство за этим зорко следит, но и за ним во все глаза в этом отношении наблюдает государственный контроль, особо охраняющий государственные интересы». Правительство позаботилось о том, чтобы в новых поселениях наших переселенцев на окраинах всегда было к услугам потребителей вино, и с этой целью открывались казенные лавки. Такой мерой имели в виду воспрепятствовать развитию корчемства, но винная лавка только создавала корчемство, а финансовое ведомство могло чувствовать себя удовлетворенным ростом потребления вина. В народном сознании, кроме того, винная монополия утвердила мнение об алкоголе, как о необходимом продукте. И действительно, по словам историка Н. И. Костомарова, «до того времени, как Борис введением кабаков сделал пьянство статьей государственного дохода, охота пить в русском народе не дошла еще до такого поразительного объема, как впоследствии. Простой народ пил редко: ему дозволяли сварить пива, браги и меда и погулять только в праздники; но, когда вино начали продавать от казны, когда к слову «ка | — 480 — бакъ» приложили эпитет «царевъ», пьянство стало всеобщим качествомъ». Словом, финансовое ведомство старалось изо всех сил, поощряя постоянное потребление вина и стараясь его при всяких условиях доставлять населению. Но вот вторая задача,— ограждение населения от нравственного одичания,—не вышла. Мы уже видели, что пьянство было вынесено из стен питейного заведения на улицу, что порок из тайного был сделан явным, публичным. А вот факт, который до известной степени может дать представление об искусном насаждении нравственности. По данным относительно осужденных мировыми судами в Москве и Петербурге за 1895—1906 год оказывается, что по введении винной монополии в Петербурге в 1898 году и в Москве в 1901 году число проступков по 35—57 ст. уст. о нак. (нарушение общественной тишины и др.) тотчас же пошло в гору и достигло максимума в Петербурге в 1901, а в Москве—в 1902 году немедленно по введении винной монополии. Обратимся теперь к гигиеническим целям винной монополии. Представители финансового ведомства утверждают, что казенное вино отличается своей чистотой и что оно в этом отношении удовлетворяет самым строгим санитарным требованиям. Прежде народ пил водку, содержавшую 2—3% сивушного масла. Винная монополия дает очищенную от примесей водку, которая представляется, таким образом, гигиеническим напитком. Но ведь такого рода утверждение весьма далеко от научной истины. Прежде всего половина всего потребляемого у нас вина выкуривается из картофеля, а картофельная водка всегда содержит некоторые количества сивушного масла. Далее, водка, какой бы чистотой она не отличалась, только в силу глубокого заблуждения может быть отнесена к разряду гигиенических напитков. «Мысль о том, — говорит проф. Сикорский, — что очищенное вино по своему качеству удовлетворяет самым строгим санитарным требованиям, не лишено некоторых не доразумений; оно, очевидно, основано на предположении о безвредности спиртных напитков для |