— 477 —
и безобразия, со скандалом и драками затем на улицахъ— вот характеристика таких трактирных заведений, мало чем отличающихся от прежняго притона—кабака; и всюду распространена почта «босяков-мальчишекъ», своевременно дающих знать кому следует о приближении к известному пункту акцизного чиновника».
Таким образом, питейная реформа не устранила кабака из обихода русской действительности. Пьянство на улицах, пьянство в семье, дикий разгул в трактирных заведениях,— все это с лихвой заменяет дореформенные распивочные, которые считались главным источником пьянства. И комитеты о нуждах сельско хозяйственной промышленности в разных местах отметили нежелательные последствия реформы. «В настоящее время крестьянину остается одно из двух: или пить дома в кругу своей семьи, при чем в попойке принимают участие, соблазняясь примЬром, а также настойчивыми предложениями хозяина, не только женщины, но нередко и подростки—или же на улице, что действительно стало в последнее время обычной картиной деревенской жизни. Крестьяне целыми толпами сходятся у казенных лавок, соблазняют и втягивают в свой кружок мимо проходящих, а дети, снабжая старших стаканчиками, получают за то вознаграждение вином, которое сливают в бутылки и сами приучаются пить или продают его другим лицамъ».
Но самое ужасное зло, созданное винной монополией, это корчемство или шинкарство, т.-е. безпатентная продажа водки, которой сочувствует население и готово всячески ее покрывать. В тайных вертепах, совершенно ускользающих от надзора, идет день и ночь безпробудное пьянство. Здесь не только возродились все прежние кабацкие порядки с систематическим спаиванием населения, с отпуском водки под залог вещей, здесь пустил глубокие корни разврат, деморализующий душу населения, показывающий, как мало приходится считаться с законом. И это всем известно, известно и финансовому ведомству, стоящему во главе надзора за выполнением правил по продаже питей. «Что касается людей материально заинтересованных, — читаем мы в «Вестнике
— 478
финансовъ»,—в питейной торговле, каковыми являются бывшие кабатчики, то со стороны их нельзя не заметить противодействия реформе, которое выражается, главным образом, в безпатентной торговле казенным вином, в большинстве случаев порюмочно, при чем торговля эта обставлена так искусно, что не представляется возможности предупредить таковую, так как она находит для себя защитников: по селамъ—в лице, главным образом, управляющих имениями, сельской полиции и самого населения». А шинкарь отпускает вино плохого качества. Он сдабривает водку табачной настойкой, беленой и другими одурманивающими средствами.
Картины публичного пьянства и дикого разгула, описанные нами для деревень, имеют место и в крупных городах. В Петербурге рядом с винными лавками возникают закусочные. Тайные вертепы с безпатентной продажей водки и здесь в большом ходу. До реформы сами виноторговцы следили за тем, чтобы не было тайной продажи, так как эти притоны ясно нарушали их интересы. Теперь следить нфкому, и шинкари начинают играть видную роль в жизни масс. «Разве не факт,—спрашивает д-р Лозинский,—что в Петербурге рабочие и извозчики пьют и закусывают тут же у дверей винной лавки? Разве не факт, что у дверей казенных лавок дожидаются лица, имеющия при себе штопор и стакан, — лица, которые за небольшую плату предлагают покупателям вина свои услуги?»
Спрашивается теперь, достигнуты ли цели реформы, достаточно ли последовательно проведена в жизнь та государственная точка зрения, которая легла в основу винной монополии и которая сводилась к тому, чтобы спасти народ от нравственного растления, связанного с пьянством, хотя бы ценой роста регулярного потребления спиртных напитковъ? «Не следует забывать, — говорит А. А. Шумахер, один из деятелей питейной реформы,—что, с государственной точки зрения пьянство не желательно не только в виду влияния его на организм населения, но и с точки зрения воздействия, его на общественную нравственность и на экономическое блогосостояние населения. Вот почему, если бы даже было матема