— 268 —
риода у зажиточных классов и у пролетариата тоже в период ученичества, изучения того или другого ремесла в мастерских, заводах и прочее».
Итак, подражание,—вот в чем корень зла. Стремление, свойственное каждому человеку не быть или не казаться хуже других, заставляет выпить первую рюмку, а там уже потребление спирта становится привычкой, которой нельзя не удовлетворять. «Во всех слоях населения,—говорит Гоппе,— одинаково среди бедных и богатых, среди людей, занимающих высокое положение и среди чернорабочих, среди детей в колыбели и среди стариков,—всюду царит пагубная привычка, наклонность к алкоголю. Где можно найти такой дом, который был бы совершенно свободен от власти этой привычки? Дети уже в ранней юности жаждут того своеобразного раздражения, которое дает алкоголь. Поступив в школу, они начинают возможно скорее подражать питейным привычкам старших, и в жизнь они входят уже привычно пьющими, способными потреблять большия количества вина. Совершенства в питье, которого они не могли достигнуть в родительском доме и на школьной скамье, они быстро добиваются в мастерских, в конторах, в высшей школе, которая, по крайней мере, в Германии стала высшей школой потребления пива, и, наконец, на военной службе».
Еще определеннее и резче относительно причин алкоголизма высказывается Дельбрюк. «Что создало,—спрашивает Дельбрюк,—пристрастие людей к вину, что толкает человека к пьянству? Не является ли это зло прямым последствием господствующого порядка, продуктом социальных и хозяйственных условий? Я решительно отвечаю на этот вопрос: нет. Речь идет, главным образом, о том, что пить стало признаком хорошого тона, что обычаи пить глубоко вкоренились в нашем обществе и что спрос на спиртные напитки существует одинаково во всех слоях населения, в людях, принадлежащих к разным социальным группам, занятых самыми разнообразными профессиями».
Как видим, в толковании упомянутых авторов все дело представляется до нельзя ясным. Пьют все, пьют
— 269 —
представители всех классов, разнообразных, прямо противоположных по своим интересам социальных групп,— значит, нечего винить в пьянстве общественные или экономическия условия. Начинает пить человек просто в силу подражания, а затем уже втягивается в эту привычку и не в состоянии от нея отстать. Мало-по-малу из этой личной потребности каждого подражать окружающим складываются питейные нравы (Trinksitten), которым вынуждена подчиняться вся масса населения. Из личного фактора алкоголизма подражание становится фактором общественным, необыкновенно могущественным. Выростают народные обычаи, которых нельзя обойти. «Стремление к трезвости,—говорит один автор,—встречает препятствие в установившихся обычаях, в том, что можно назвать «питейными нравами» и «скверным товариществомъ». В среде крестьян, мещан, старозаветного купечества, людей, живущих по стародавним обычаям, эти препятствия особенно сильны. Как не выпить с «хорошимъ» или «нужнымъ» человеком, как не попотчивать гостя или отказаться пить с хозяиномъ? А свадьбы и похороны—уже обязательные «мирския» попойки».
Обычай оказывается всевластным в деревне, обычай царит в городе. «Во все время моей службы в деревне,— рассказывает земский врач Н. В. Фармаковский,—я присматривался к тому, как происходит алкоголизация народа. Я видел, как это зло глубоко входит в обычаи и культ крестьянства, и как зеленое вино все больше и больше вытесняет собой все другия праздничные, народные развлечения и интересы. К этому следует прибавить еще то очень важное и роковое для простых людей явление, что угощение вином по укоренившемуся обыча’ю всех крестьян считается за особую, честь, и отказ от предлагаемой чарки означает пренебрежение этой честью. Эта честь бывает особенно велика, если она оказывается простому рядовому крестьянину каким-либо выдающимся лицом: начальником, богачом или даже вообще интеллигентом. Честь эта так велика, что из-за нея пьет даже непьющий человек, и пьет иногда до того, что от большого количества выпитого с непри-