269
<этот народ, запороги, хитер, как сам чорт, или как капитап-дьяволъ!»
«Ну, панове молодцы!» сказал Бульба по удалении войска: «теперь пришла нам пора ио казать честь запорожскую. Глядите же: еслп придется до того, что уже не можно будет стоять против бусурманов, то, панове, чтобы все полегли на месте, чтобы ни один не остался вживе, чтобы все, как добрые товарищи, цокотом улеглись в однйй могиле. Теперь, перед велпкпм часом, выпьем, паны брата, горилки, потому что судьба наша теперь похожа на свадьбу, на которой должен веселиться всякий человекъ».
Пятьдесят козаков отправились к обозам и вынули баклажки, готовясь отправлять должность виночерпиев. Две тысячи козаков подставили свои рукавицы.
«Прежде всего, паны брата», сказал Бульба, поднявшн вверх свой рукавицу: «долг велит выпить за веру Христову! Чтооы пришло наконец такое время, чтобы по всему свету разошлась она и все бусурманы поделались бы наконец христианами! Да за одним уже разом и за Сечь, чтобы долго, долго она стояла на гибель всему бусурманству, чтобы с каждым годом выходили из нея молодцы один другого лучше, один другого лучше. Да уже вместе выпьем и за нашу собственную славу, чтобы сказали внуки и сыны тех внуков, что были когда-то такие,
270
что не постыдили товарищества и не выдали своихъ! Итак, панове брата, чтобы так же весело, как эта горилка играет и шибает пузырями, гак бы и мы шли на смерть. Ну-те, разом за веру!»
«За веру!» повторили ближние ряды, подняв вверх рукавицы. «За веру!» подхватили дальние.
«За Сечь!» сказал Бульба, подняв снова рукавицу.
«За Сечь!» грянули ближние. «За Сечь!» отозвалось в дальних.
«За славу и за всех христиан, какие живут на Божьем свете!»
«За славу и христианъ!» повторили ближние. «За славу и христианъ!» повторили дальние.
«Теперь на коней, хлопьята!»
Все очутились на конях и выехали вместе стройной кучею. Все дышали силой, свыше естественной. Это не был дикий энтузиазм, порожденный отчаянием: это было что-то совершенно другое. Какое-то вдохновение веселости, какой-то трепет величия ощущался в сердцах этой потливой и храброй толпы. Их черные и седые усы величаво опускались вниз; их лица были исполнены уверенности. Каждое движение их было вольно и рисовалось. Вся конная колонна ударила на неприятеля твердо, пе совокупляя всей своей силы, по как будто веселясь и играя своим положением. Под свист пуль выступали они, как