242
своп силы. Эго не было похоже на волнение народа легкомысленного. Тут волновались все, характеры тяжелые и крепкие. Они раскалялись медленно, упорно, но зато раскалялись, чтобы уже долго не остыть.
«Как, чтобы жидовство над нами пановало! А ну, паны братцы, перевешаем всю жидовуи Чтобы и духу ея не было!» произнес кто-то из толпы. Эти слова пролетели молнией, и толпа ринулась на предместье, с сильным желанием перерезать всех жидов.
Бедные сыны Израиля, растерявши все присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горилочных бочках, в печках и даже запалзывали под юбки своих жидовок, но неумолимые, безпощадные мстители везде их находили.
«Ясновельможные паныи» кричал один высокий и тощий жид, высунувши из кучи своих товарищей жалкую свой рожу, исковерканную страхом: «ясновельможные паны! мы такое объявим вам, чего еще никогда не слышали, такое важное, что не можно сказать, какое важное!»
«Ну, пусть скажутъ!» сказал Бульба, который всегда любил выслушать обвиняемого.
«Ясные паны!» произнес жид. «Таких панов еще никогда не видывано, — ей Богу, никогда! Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете...» Голос его умирал и дро-
243
жал от страха.—«Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее. Те совсем не наши, что арендаторствуют на Украйне! ейБогу, не наши! То совсем не жиды: то чорт знает чтб; то такое, что только поплевать на него, да и бросить. Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?»
«Ей Богу, правда!» отвечали из толпы Шлема и ИПмуль в изодранных яломках, оба белые, как глина.
«Мы никогда еще», продолжал высокий жид, «не соглашались с ^приятелями. А католиков мы и знать не хотим: пусть им чорт приснится! Мы с запорожцами—как братья родные...»
«Какъ?чтоб запорожцы былисъвамибратья?» произнес один из толпы. «Не долсдетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове, всех потопить поганцевъ!»
Эти слова были сигналом: жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалкий крик раздался со всех сторон; но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовския ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе. Бедный высокий оратор, накликавший сам на свой шею беду, схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил: «Великий господин, ясновельможный панъ! я знал и брата вашего покойного Дороша. Какой был славный воинъ!