240
вете, или татарин заткнул клейтухом уши ваши?»
«Рассказывай! полно толковать!» сказали несколько старшин, стоявших впереди.
«Так вы не слышали ничего про то, что жиды уже взяли церкви святые, как шинки, на аренды?»
«Нетъ».
«Так вы не слышали и про то, что уже христианину и пасхи не можно есть, покамест раз-собачий жид не положит значка нечистой своею рукою?»
«Ничего не слышали!» кричала толпа, подви-гаясь ближе.
«И что ксендзы ездят из села в село в таратайках, в которых запряжены — пусть бы еще кони, это бы еще ничего, а то, просто, православные христиане. Так вы, может быть, и того не знаете, что нечистое католичество хочет, чтоб мы кинули и веру нашу христианскую? Вы, может быть, не слышали и об том, что уже из поповских риз жидовки шьют себе юбки?»
«Стой, стой!» прервал кошевой, дотоле стоявший, углубивши глаза в землю, как и все запорожцы, которые в важных делах никогда не отдавались первому порыву, но молчали и между тем в тишине совокупляли в себе всю железную ситу негодования. «Стой, и я скажу
241
слово. А что ж вы, враг бы поколотил вашего батька, что ж вы? Разве у вас сабель не было, что ли? Как же вы попустили такому беззаконию?»
«Э, как попустили такому беззаконию!» отвечал приземистый козак. «А попробовали бы вы, когда пятьдесят тысяч было одних ляхов, да еще к тому и часть гетманцев приняла их веру».
«А гетман ваш, а полковники чтб делали?»
«Э, гетман и полковники! А знаете, где теперь гетман и полковники?»
«Где?»
«Полковников головы и руки развозят но ярмаркам, а гетман, зажаренный в медном быке, и до сих пор лежит еще в Варшаве».
Содрогание пробежало по всей толпе; молчание, какое обыкновенно предшествует буре, остановилось на устах всех, и, мигъ'после того, чувства, подавляемые дотоле в душе силой дюжого характера, брызнули целым потоком речей.
«Как, чтобы нашу Христову веру гнала проклятая жидова! чтобы этакое делать с православными христианами! чтобы так замучить нашихъ! да еще кого? полковников и самого гетмана! Да чтобы мы стерпели все это? Нет, этого не будетъ!» Такия слова перелетали во всех концах обширной толпы народа.
Зашумели запорожцы и разом почувствовали