219
не смея от робости поворотить рукой, когда узнала в нем того же самого, который хлопнулся перед ея глазами на улице, смех вновь овладел ею. Притом в чертах Андрия ничего не было страшного: он был очень хорош собой. Она от души смеялась ии долго забавлялась над ним. Красавица была ветрена, как полячка, но глаза ея, глаза чудесные, пронзительно-ясные, бросали взгляд долгий, как июстоянство. Бурсак не мог поворотить рукой и был связан, как в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему, надела ему на голову свой блистательную диадему, повесила на губы ему серьги и накинула на него кисейную прозрачную шемизетку с фестонами, вышитыми золотом. Она убирала его и делала с ним тысячу разных глупостей, с развязностью дитяти, которой отличаются ветреные полячки и которая повергла бедного бурсака в еще большее смущение. Он представлял смешную фигуру, раскрывши рот и глядя неподвижно в ея ослепительные очи.
Раздавшийся у дверей стук пробудил в ней испуг. Она велела ему спрятаться под кровать, и как только безпокойство прошло, она кликнула свой горничную, пленную татарку, и дала ей приказание осторожно вывесть его в сад и оттуда отправить через забор. Но на этот раз бурсак наш не так счастливо
220
перебрался через забор: проснувшийся сторож хватил его порядочно по ногам, и собравшаяся дворня долго колотила его уже на улице, покамест быстрые ноги не спасли его.
После этого проходить возле дома было очень опасно, потому что дворня у воеводы была очень многочисленпа. Он увидел ее еще раз в костеле. Она заметила его п очень приятно усмехнулась, как давнему знакомому. Он видел ее вскользь еще один раз, и после этого воевода ковенский скоро уехал, и, вместо прекрасной, обольстительной брюнетки, выглядывало из окон какое-то толстое лицо.
Вот о чем думал Андрий, повесив голову и потупив глаза в гриву коня своего.
А между тем степь уже давно приняла их всех в свои зеленые объятия, и высокая трава, обступивши, скрыла их, и только козачьи черные шапки одне мелькали между ея колосьями.
«Э, э, эи что же это вы, хлопцы, так притихли?» сказал наконец Бульба, очнувшись от своей задумчивости: «как будто какие-ни-будь чернецыи Ну, разом, разом все думки к нечистому! Берите в зубы люльки да закурим, да пришпорим коней, да полетим так, чтобы и птица не угналась за нами!»
И козаки, прилегши несколько к коням, пропали в траве. Уже и черных шапок нельзя