210
алого цвета, сукна яркого, как огонь, опоясался узорчатым поясом; чеканные турецкие пистолеты были задвпнуты за пояс; сабля брякала по ногам их. Их лица, еще мало зогоревшия, казалось, похорошели п побелели: молодые черные усы теперь как-то ярче оттеняли белизну их и здоровый, мощный цвет юности; они были хороши под черными бараньими шапкамп с золотым верхом. Бедная мать! она, как увидела их, она и слова не; могла промолвить, и слезы остановились в глазах ея.
«Ну, сыны, все готово! нечего мешкать!» произнес наконец Бульба. «Теперь, по обычаю христианскому, нужно перед дорогой всем присесть».
Все сели, не выключая даже и хлопцев, стоявших почтительно у дверей.
«Теперь блогослови, мать, детей своихъ!» сказал Бульба. «Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую *), чтобы стояли всегда за веру Христову; а не то— пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери. Молитва материнская и на воде, и на земле спасаетъ».
Мать, слабая как мать, обняла их, вынула две небольшия иконы, надела им, рыдая, на шею. «Пусть хранит вас... Божья Матерь...'не
*) Рыцарскую.
211
забывайте, сынки, мать вашу... пришлите хоть весточку о себе...» Далееона немогла продолжать.
«Ну, пойдем, дети!» сказал Бульба.
У крыльца стояли оседланные кони. Бульба вскочил , на своего Чорта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудо-вое бремя, потому что Бульба был чрезвычайно тяжел и толст.
Когда увидела мать, что уже и сыны ея сели на коней, она кинулась к меньшому, у которого в чертах лица выражалось более какой-то нежности; она схватила его за стремя, она прилипала к седлу его и, с отчаяньем во всех чертах, не выпускала его из рук своих. Два дюжих козака взяли ее бережно и унесли в хату. Но когда выехали они за ворота, она, со всею легкостью дикой козы, несообразной ея летам, выбежала за ворота, с непостижимой силой остановила лошадь и обняла одного из них с какой-то помешанной, безчувственной горячностью. Ее опять увели.
Молодые козаки ехали смутно и удерживали слезы, боясь отца своего, который, однакоже, с своей стороны тоже был несколько смущен, хотя не старался этого показывать. День был серый; зелень сверкала ярко; птицы щебетали как-то в разлад. О ай, проехавши, оглянулись назад; Хутор их как будто ушел в землю, только стояли на земле две трубы от пх скрои-