173
не мог узнать его. По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная золотом, очень шла к нему.
Улицы еще спали. Ни одно меркантильное существо еще не показывалось в городе с коробкой в руках. Бульба и Янкель пришли к строению, имевшему вид сидящей цапли. Оно было низкое, широкое, огромное, почерневшее, и с одной стороны его выкидывалась, как шея аиста, длинная, узкая башня, наверху которой торчал кусок крыши. Это строение отправляло множество разных должностей: тут были и казармы, и тюрьма, и даже уголовный суд. Наши путники вошли в ворота и очутились среди (пространной залы, или крытого двора. Около тысячи человек спали вместе. Прямо шла низенькая дверь, перед которой сидевшие двое часовых играли в какую* то игру, состоявшую в том, что один другого бил двумя пальцами по ладони. Они мало обратили внимания на пришедших и поворотили головы только тогда, когда Янкель сказал: «Это мы; слышите, паны: это мы»,
«Ступайте!» говорил один из них, отворяя одной рукой дверь, а другую подставляя своему товарищу для принятия от него ударов.
Они вступили в коридор, узкий и темный, который опять привел их в такую же залу с
174
маленькими окошками вверху. «Кто идет, закричало несколько голосов, п Тарас увидел порядочное количество воинов в полном вооружении. «Нам никого не велено пускать».
«Это мы!» кричал Явкель: «ей Богу, мы, ясные паны!» Но нпкто не хотел слушать. К сча-стию, в это время подошел какой-то толстяк, который, по всем приметам, казался начальником, потому что ругался сильнее всех.
«Пан, это ж мы; вы уже знаете нас, п пан граф еще будет блогодарить».
«Пропустите, сто дьяблов чортовой матке! И больше никого не пускайте. Да саблей чтобы нпкто не скидал и не собачился на полу...»
Продолжения красноречивого приказа уже не слышали наши путники. «Это мы, это я, это свои!» говорил Янкель, встречаясь со всяким.
«А что, можно теперь?» спросил он одного аз стражей, когда они, наконец, подошли к тому месту, где коридор уже оканчивался.
«Можно; только не знаю, пропустят лп вас в самую тюрьму. Теперь уже нет Яна: вместо его стоит другой», отвечал часовой.
«Ай, ай», пропзнес тихо жид: «это скверно, любезный панъ!»
«Веди!» произнес упрямо Тарас. Жид повиновался.
У дверей подземелья, оканчивавшихся кверху острием, стоял гайдук, с усами в три яруса.