171
поздно показались Мардохай п Янкель. Сердце Тараса замерло.
«Что? удачно?» сароспл он их с нетерпением дикого коня.
Но прежде еще, нежели жиды собрались с духом отвечать, Тарас заметил, что у Мардохая уже не было последняго локона, который, хотя довольно неопрятно, но все же вился кольцами пз-под яломка его. Заметно было, что он хотел что-то сказать, но ноговорил такую дрянь, что Тарас ничего не понял. Да и сам Янкель прикладывал очень часто руку ко рту, как будто бы страдал простудой.
«О, любезный панъ!» сказал Янкель: «теперь совсем не можно! Ей Богу, не можно! Такой нехороший народ, что ему надо на самую голову наплевать. Вот и Мардохай скажет. Мардохай делал такое, какого еще не делал ни один человек на свете; но Бог не захотел, чтобы так было. Три тысячи войска стоят, и завтра их всех будут казнить».
Тарас глянул в глаза жидам, но уже без нетерпения и гнева.
«А если пан хочет видеться, то завтра нужно рано, так чтобы еще и солнце не всходило. Часовые соглашаются, и один левентарь обещался. Только пусть им не будет на том свете счастья, ой, вей миръ! Чтб это за корыстный народъ! И
172
между нами таких нет: пятьдесят червонцев я дал каждому, а левентарю...»
«Хорошо. Веди меня к нему!» произнес Тарас решительно, п вся твердость возвратилась в его душу. Он согласился на предложение Янкеля переодеться иностранным графом, приехавшим из немецкой земли, для чего платье уже успел припасти дальновидный жид. Выла уже ночь. Хозяин дома, известный рыжий жид с веснушками, вытащил тощий тюфяк, накрытый какой-то рогожею, и разостлал его на лавке для Бульон Янкель лег на полу на таком же тюфяке. Рыжий жид выпил небольшую чарочку какой-то настойки, скинул полукафтанье и, сделавшись в своих чулках и башмаках несколько похожим на цыпленка, отправился с своею жидовкой во что-то похожее на шкаф. Двоежиденков, как две домашния собачки, легли на полу возле шкафа. Но Тарас не спал; он сидел неподвижен и слегка барабанил пальцами по столу; он держал во рту люльку и пускал дым, от которого жид спросонья чихал и заворачивал в одеяло свой нос. Едва небо успело тронуться бледным предвестием зари, он уже толкнул ногой Янкеля. «Вставай, жид, и давай твой графскую одежду!»
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку—и никто бы из самых близких к нему козаков