142
гущу: так где прошли незамайковцы—так там и улица! где поворотили—так уж там и переулокъ! Так и видно, как редели ряды и снопами валились ляхи! А у самых возов Вовтузенко, а спереди Черевыченко, а у дальних возов Дегтя-ренко, а за ним куренной атаман Вертыхвист. Двух уже шляхтичей поднял на копье Дегтя-ренко, да напал наконец на неподатливого третьяго. Увертлив и крепок был лях, пышной сбруей украшен и пятьдесят одних слуг привел с собой. Погнул он крепко Дегтя-рениса, сбил его на землю и уже, замахнувшись на него саблей, кричал: «Нет из вас, собак козаков, ни одного, кто бы посмел протпву-стать мне!»
«А вот есть же!» сказал и выступил вперед Мосий Шило. Сильный был он козак, не раз атаманствовал на море и много натерпелся всяких бед. Схватили их турки у самого Тра-пезонта и всех забрали невольниками на галеры, взяли их по рукам и ногам в железные цепи, не давали по целым неделям пшена и поили противной морской водой. Все вынесли и вытерпели бедные невольники, лишь бы не переменят православной веры. Не вытерпел атаман Мосий Шило, истоптал ногами святой закон, скверной чалмой обвил грешную голову; вошел в доверенность к паше, стал ключником на корабле и старшим над всеми неволь-
143
инками. Много опечалились оттого бедные невольники, ибо знали, что если свой продаст веру п пристанет к угнетателям, то тяжелей и горше быть под его рукой: так и сбылось. Всех посадил Мосий Шило в новые цепи по три в ряд, прикрутил им до самых белых костей жестокия веревки; всех перебил по шеям, угощая подзатыльниками. И когда турки, обрадовавшись, что достали себе такого слугу, стали пировать и, позабыв закон свой, все перепились, он принес все шестьдесят четыре ключа и роздал невольникам, чтобы отмыкали себя, бросали бы цепи и кандалы в море, а брали бы наместо того сабли да рубили турков. Много тогда набрали козаки добычи и воротились со славой в отчизну, и долго бандуристы прославляли Мосия Шила. Выбрали бы его в кошевые, да был совсем чудный козак. Иной раз повернуть такое дело, какого и мудрейшему не придумать, а в другой, просто, дурь одолевала козака. Пропил и прогулял все, всем задолжал на Сечи и, в прибавку к тому, прокрался, как уличный вор: ночью утащил из чужого куреня всю козацкую сбрую и заложил шинка-рю. За такое позорное дело привязали его на базаре к столбу и положили возле дубину, чтобы всякий, по мере сил своих, отвесил ему по удару; но не нашлось такого из всех запорожцев, кто бы поднял на него дубину, помня