137
любит свое дитя, дитя любит отца и мать, но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине, видишь: ии там люди! также Божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет то того, чтобы поведать сердечное слово—видишь: нетъ! умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа,—любить не то, чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе—а!»... сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седой головой, и усом моргнул, и сказал: «Нет, так любить никто не можетъ! Знаю, подло завелось теперь в земле нашей: думают только, чтобы при них были хлебные стога, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их; перенимают чорт знает какие бусурманские обычаи; гнушаютсяязыкомъсвоим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а поскудная милость польского магната, который желтым чоботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но
138
у последняго подлюга, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства; и проснется он когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками; схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свой, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, так никому ж из них не доведется так умирать! никому, никому! Не хватит у них на то мышиной натуры ихъ!»
Так говорил атаман, и когда кончил речь, все еще потрясал посеребрившеюся в козац-ких делах головой. Всех, кто ни стоял, разобрала сильно такая речь, дошед далеко до самого сердца; самые старейшие в рядах стали неподвижны, потупив седые головы в землю, слеза тихо накатывалась в старых очах; медленно отирали они ее рукавом. И потом все, как будто сговорившись, махнули в одно время рукой и потрясли бывалыми головами. Знать, видно, много напомнил им старый Тарас знакомого и лучшого, что бывает на сердце у человека, умудренного горем, трудом, удалью ии всяким невзгодьем жизни, или хотя и не познавшого их, но много почуявшого молодой жемчужной душой на вечную радость старцам-родителям, родившим их.