40
юношей в это разгульное море, и забыли вмиг и отцовский дом,, и бурсу, и все, что волновало прежде душу, п предалпсь новой жизни. Все занимало пх: разгульные обычаи Сечи и немного-сложпая управа и законы, которые казались им иногда даже слишком строгими среди такой своевольной республики. Если козак проворовался, украл какую-нибудь безделицу, это считалось уясе поношением всему козачеству: его, как безчестного, привязывали к позорному столбу и клали возле него дубину, которой всякий проходящий обязан был нанести ему удар, пока таким образом не забпвалп его до смерти. Не платившого должника приковывали цепью к пушке, где должен был он сидеть до тех пор, пока кто-нпбудь пз товарищей не решался его выкупить, заплативши за него долг. Но более всего произвела впечатленье на Андрия страшная казнь, определенная за смертоубийство. Тут же при нем вырыли яму, опустили туда живого убийцу и сверх него поставили гроб, заключавший тело им убиенного, и потом обоих засыпали земтею. Долго потом все чудился ему страшный of ряд казни и все представлялся этот закипи засыпанный человек вместе с ужасным гробом.
Скоро оба молодые юшка стали на хорошем счету у козаков. Часто, вместе с другими товарищами своего куреня, а иногда со всем куре-
41.
нем п с соседними курепями, выступали они в стеиш для стрельбы несметного числа всех возможных степных птиц, оленей и коз, или же выходили на озера, реки и протоки, отведенные по жребию каждому куреню, закидывать невода, сети и тащить богатые топи на продовольствие всего куреня. Хотя п не было тут науки, на которой пробуется козак, но они стали уже заметны между другими молодыми прямой удалью и удачливостью во всем. Бойко и метко стреляли в цель, переплывали Днепр против теченья— дело, за которое новичок принимался торжественно в козацкие круги.
Но старый Тарас готовил им другую деятельность. Ему не по душе была такая праздная жизнь—настоящого дела хотел он. Он все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно было разгуляться, как следует, рыцарю. Наконец, в один день пришел к кошевому и сказал ему прямо: «Что, кошевой, пора бы погулять запорожцамъ».
«Негде погулять», отвечал кошевой, выну-вшп изо рта маленькую трубк/ и сплюнув на сторону.
«Как негде? можно пойти на Турещину, или на Татарву».
«Не можно ни в Турещину, ни на Татарву», отвечал кошевой, взявши опять хладнокровно в рот свой трубку.