15
каплю крови их она отдала бы себя всю. Рыдая, глядела она им в очи, когда всемогущий сон начинал уже смыкать их, и думала: «Авось-либо Бульба, проснувшись, отсрочит денька на два отъезд; может быть, он задумал оттого так скоро ехать, что много выпилъ».
Месяц с вышины неба давно уже озарял весь двор, наполненный спящими, густую кучу верб и высокий бурьян,в котором потонул частокол, окружавший двор. Она все сидела в головах милых сыновей своих, ни на минуту не сводила с них глаз и не думала о сне. Уже кони, чуя рассвет, все полегли на траву и перестали есть; верхние листья верб начали лепетать, и, мало-ио-малу, лепечущая струя спустилась по ним до самого низу. Она просидела до света, вовсе не утомилась и внутренне желала, чтобы ночь протянулась, как можно дольше. Со степи понеслось звонкое ржание жеребенка; красные полосы ясно сверкнули в небе.
Бульба вдруг проснулся и вскочил. Он очень хорошо помнил все, что приказывал вчера. «Ну, хлопцы, полно спать! Пора, пора! Напойте коней! А где стара? (так он обыкновенно называл жену свой). Живее, стара, готовь нам есть; путь лежит великий!»
Бедная старушка, лишенная последней надежды, уныло поплелась в хату. Между тем, как она со слезами готовила все, что нужно к зав-
16
•грану, Вѵльба раздавал слои приказания, возился на конюшне и сам выбирал для детей своих лучшия убранства.
Бурсаки вдруг преобразились: на них явились, вместо прежних запачканных сапогов, сафьянные красные, с серебряными подковами; шаровары, шириной в Черное море, с тысячью складок и со сборами, и неретянулись золотым очкуром; к очкуру прицеплены были длинные ремешки, с кистями и прочими побрякушками для трубки. Козаишн алого цвета, сукна яркого, как огонь, опоясался узорчатым поясом; чеканные турецкие пистолеты были засунуты за пояс; сабля брякала но ногам. Их лица, еще мало зогоревшия, казалось, похорошели и побелели; молодые, черные усы теперь как-то ярче оттеняли белизну их и здоровый, мощный цвет юности; они были хороши под черными бараньими шапками с золотым верхом. Бедная мать! Она как увидела их, она и слова не могла промолвить, ии слезы остановились в глазах ея.
«Ну, сыны, все готово! нечего мешкать!» произнес наконец Бульба. «Теперь, по обычаю христианскому, нужно перед дорогой всем присесть».
Все сели, не выключая даже и хлопцев, стоявших почтительно у дверей.
«Теперь блогослови, мать, детей своихъ!» сказал Бульба: «моли Бога, чтобы они воевали храбро,