- 8 —
сками в различные времена и в различных местах; эти наблюдения обнаружили, что самые сильные телесные напряжения, в жарких и холодных климатах, лучше всего всегда переносились теми войсками, которые не употребляли алкоголя ни в какой форме.
Но алкоголь, кроме того, есть непосредственный яд для центральных органов нашей нервной системы, который, после непродолжительной стадии раздражения, производит в них параличные явления и таким образом притупляет, и даже вовсе прекращает, некоторые из наиболее сложных функций их. Даже то безотчетное веселье, тот оживленный разговор, то блогодушное и приподнятое настроение, тот жизнерадостный, оптимистический взгляд на все окружающее, которые всегда являются, когда хорошая компания сидит за стаканом доброго вина, даже при весьма умеренном пользовании им, суть прямые последствия паралича задерживающих центров и вообще тех частей нашей центральной нервной системы, которые нам помогают ориентироваться в окружающей нас обстановке, критически к ней относиться, взвешивать значение наших слов и наших действий, другими словами—паралича нашего рассудка. Под влиянием этого паралича, этого устранения задерживающих центров, языки развязываются, люди перестают следит за собой, им море становится по колено и они, во многих отношениях, превращаются в неразумных детей. Следовательно, токсическое действие даже небольших приемов алкоголя не подлежит никакому сомнению; оно, по всей вероятно сти, основывается на том, что алкоголь составляет яд для протоплазмы известных органов нашей нервной системы и притом, прежде всего, для тех, которые управляют функциями высшого порядка.
Мы ответили на поставленные вопросы: мы показали, что алкоголь, как пищевое вещество, не имеет никакого практического значения и что он, даже в сильно разведенном виде, составляет для человека опасный яд. Нам, мы надеемся, удалось убедить безпристрастного читателя в том, что взгляд д-ра Толстого на значение алкоголя с точки зрения современной науки несправедлив, и что в его черезчур снисходительном отношении к алкоголю кроется большая опасность для русского народа с точки зрения общественной санитарии. Широкое распространение таких взглядов на потребление алкоголя, какие исповедует д-р Толстой, мы считали бы большим несчастием для России. Д-р Толстой скажет нам, что он вовсе не проповедует злоупотребления алкоголем, которое он тоже признает вредным, но высказывается лишь за умеренное потребление спиртных напитков, от которого, по его мнению, можно ожидать лишь одну пользу. Однако, после всего сказанного мы не считаем нужным входить в разбор этого возражения, так как постоянное потребление яда, хотя бы в умеренных количествах, едва ли может быть признано полезным для народного здоровья,—тем более, что установление границы между умеренным потреблением и. злоупотреблением, в каждом данном случае, совершенно невозможно, и если д-р Толстой, увлекаясь своей идеей о полезности умеренного питья спиртных напитков, говорит, что, вместо всяких обществ трезвости, он обезпечил бы каждому чернорабочему человеку по стакану водки ежедневно, но лишил бы его возможности пить для пьянства, то практическое исполнение такого намерения наверно встретило бы повсюду непобедимые препятствия.
Врачи и общая печать.
А. Лозинский.
Concordia parvae res crescunt..
Заглавие настоящей статьи, вероятно, покажется кому либо несколько странным. Что в самом деле можно написать о врачах и общей печати? Не слишком ли различны обе эти темы, чтобы о них легко было в немногих словах сказать что либо, заслуживающее внимания?
Я вполне согласен, что обе эти темы очень широки, и что всесторонняя разработка даже каждой из них в отдельности значительно превышает узкия рамки обычной журналь
ной статьи. Но я хочу быть скромным, и из всей обширной области, касающейся их, выбираю один частный вопрос, именно, об отношениях врачей к общей печати и общей печати к врачам. Вопрос этот один из наиболее назревших общественных вопросов, касающихся врачей и вместе с тем один из самых запутанных...
Известно, что в общей печати сплошь и рядом появляются самые резкия статьи по адресу врачей, взводятся на вих весьма тяжелые и часто вполне голословные обвинения, чуть ли не во всех возможных ^добродетельных поступках и даже преступлениях. С другой стороны врачи, получая одно за другим целый ряд незаслуженных оскорблений, естественно стараются хоть как нибудь вознаградить себя за причиненные неприятности и объявляют общей печати жестокую войну «не на живот, а на смерть».
Так, напр., по поручению Петербургского Врачебного Общества взаимной помощи правление его уже два года подряд обсуждает щекотливый вопрос, «как защитить врачей от нападок общей печати». Несмотря на то, что правление означенного общества состоит из лиц, уже давно пользующихся известностью в среде врачей, однако оно «к окончательному решению относительно мер все еще не пришло». *) Не считая удобным высказывать какия либо догадки о причинах столь медленного обсуждения, я позволяю себе сделать из приведенного случая два вывода: 1) возбуждение этого вопроса отвечает желаниям и насущной потребности многих товарищей, но вместе с тем 2) не все они имеют ясное .понятие о том, чем собственно вызваны столь обострившияся за последнее время разногласия между врачами и общей печатью. Тем более уместной, кажется мне, предлагаемая статья.
Я думаю, что те лица, которые не в состоянии решить вопроса «как защитить врачей от нападок общей печати», сами в этом виноваты. Они смотрят на дело не достаточно широко: руководясь, быть может, даже похвальным чувством товарищеского единения, они хотят измыслить такое решение запутанного вопроса, которое раз павсегда наклонило бы весы в пользу врачей, независимо от особенностей данного случая, от обстоятельств дела.
Если смотреть с такой точки зрения, то названный вопрос действительно неразрешим: за всякой попыткой решить его в сказанном направлении быстро последует возражение от другой заинтересованной в деле стороны.
Если врачи заявят во всеуслышание, что всякия нападки на них должны быть прекращены, что для укрепления и возвышения их сословного достоинства требуется со стороны общей печати иди похвалы или по крайней мере молчание, то представители общей печати будут иметь полное и законное право протестовать против такого «решения».
«Позвольте—могут сказать они—отчего, на каком основании врачебное сословие будет пользоваться такими преимуществами, которых не имеет ни одна другая профессия. Как там ни говорите, как нп мало развито в нашем обществе чувство общественности, но печать с каждым годом приобретает все больше значения, и с ея обличительным направлением приходится считаться даже таким лицам, положение коих наверно обезпечило бы им полную безнаказанность, если бы в дело не вмешалась печать.
Почему же врачи должны пользоваться неприкосновенностью, почему их действия должны быть свободны от общественного контроля?
Решится ли кто либо оспаривать справедливость приведенного взгляда? На это был бы способен только фанатик, в слепом увлечении блогом сословия забывающий о более высокой задаче— благе общества.
Очевидно, что врачи, составляющие только часть общества, должны быть ответственны в своих действиях перед всем обществом и перед выразительницей его мнений—печатью. С другой стороны, печать при оценке чьих либо действий вообще, а при оценке действий специалистов в особенности, должна находиться на высоте своего призвания, избегая таких мнений и выводов, которые по своей бездоказательности могут только подорвать к ней доверие. Вот общие принципы, которые должны лечь в основание нормальных взаим-
*) См. мои отчеты о заседаниях названного общества в №№ 9 и 14 «Врача»