— 783 -
банях. „Причем фирма,—говорит ИОрин,—за ценой не ииостояла бы".
„Челышовъ—отказал. Отказался от довольно солидного дохода во имя чего? Чтобы не получить самому и давать доход от тайной продажи служащимъ? Нелепо! Он отказал представителю фирмы „Петцольдъ" потому же, почему и служащим запрещал торговлю: находя это для себя неудобным, видя в этом противоречие с основным своим убеждением, ставшим для него любимым детищем. С другой стороны, и служащие его были слишком хорошо обезпечены в доходах легальных, чтобы нуждаться в побочных доходных статьях, рискуя потерять выгодное место.
„Правда, служащие некоторых корридоров не получали „жалованья." Но то, что они имели от посетителей, представляло из себя устойчивый и солидный заработок. Поэтому поводу мы имеем показания теперешних и бывших служащих Челышова.
„Так Николаев говорит: „Жалованья я не получаю, чаевыми зимой зарабатываю до 80 руб. в месяц, летомъ— до 30 рублей".
„Ранее служивший свидетель Власов удостоверяет, что жалованья он от Челышова не получал, и тем не менее за полтора года службы заработал почти полторы тысячи рублей.
„Тот же свидетель говорит и о заработке Чижова, определяя его не менее как в 1 р. 50 коп. в день, считая хотя бы всего по ИО коп. на номер. И вот, если бы при такой постановке дела какому-либо посетителю удалось тайно пронести вино, или уговорить на это собирающогося уходить служащого, то Челышов должен был бы быть оправдан, как принявший в известном направлении все меры, какия только возможно.
„Тем более оправдание необходимо, когда и речи нет не только о сознательном нарушении устава, но даже о малейшей небрежности в надзоре, а вопрос поднимается только о провокации.
„А что провокация имела место,—смею думать, сумею доказать.
„Вот ход вещей:
„18-го марта 1908 года, по словам помощника пристава 1-й части Валина, служащий на Жигулевском пивоваренном заводе Коновалов явился вечером в первую полицейскую часть и донес, что „в данный момент тор-
- 784-
гуют напитками, и сидит компания в банях Челышова". Насколько припоминает свидетель, „Коновалов прямо указалъ" тот этаж, в котором происходил кутеж. Свидетель хорошо помнит, что Коновалов сам напросился в „понятые".
„Получив распоряжение пристава, Валин сейчас же отправился в бани Челышова.
„Я добавлю от себя, что к моменту выхода из помещения 1-й части Валину и Коновалову был известен не только этаж, но и самый номер, который занимала компания.
„Я смело утверждаю, что это—так, на основании показания свидетеля Митяева, бывшого понятым. Митяев удостоверяет, что они „с Балиным прямо подошли к одному запертому номеру, постучались, и им открыли, причем этот номер не обращал на себя внимания: шума там не было".
„Следовательно, версия Валина о том, что в номере шумели и дверь была открыта, противоречит действительности; о том, что в номере было тихо, говорит и одна из женщин, участвовавших в „компании".
„Я думаю, можно считать доказанным, что данный номер Валину был известен заранее и сведения эти он получил от Коновалова.
„Вошедшие в номер застали там служащого в том же отделе Жигулевского завода и под непосредственным началом Коновалова—некоего Бгашева с каким-то его приятелем и двумя женщинами. Спрашивается: достаточно ли у защиты данных, оставаясь вполне объективной, утверждать, что Коновалов прекрасно знал, что в определенном номере встретит своего подчиненного Бгашева, Бга-шевъ—ждал своего начальника Коновалова?
„В каких целях была устроена эта встреча? Конечно, не для того, чтобы раскрыть нарушение питейного устава. Очевидно, не потому, чтобы обнаружить одну из общественных язв, „ютившуюся в банях Челышова"; во всяком случае не потому, что они, Бгашев и Коновалов, хотели нанести удар репутации Челышова; нет, слишком маленькие они люди, слишком не по плечу им соперничество с Челышовым на общественной и политической арене! Личных целей они не преследовали!
„Они встретились потому, что черезчур широко понимали свои служебные обязанности в отношении приютивших их стен Жигулевского завода, любезно заплатив-
