— 47 —
нее идут, часто, господа, бросает этот человек семью, бросает дело, дом, семья чуть ли не нищей становится, а всетаки идет: а почему? Да ведь не пойдешь, все равно возьмут, за всякое ослушание военная служба карает дисциплинарным батальном, Это вам наверно неизвестно, я советую вам с этим познакомиться (Смех), не с этим, а с законом, который говорит об этом. Я верю, я верю в то, что все, что есть вредного для жизни человека и блага его, должно искорениться. Я понимаю, я признаю, что учение есть свет, а неучение—тьма, что просвещение это есть развитие Богом созданного человека, его ума, который окрыляет его, вооружает знанием и делает его жизнь сознательной. Но как можно просвещать человека, когда он часто, вы видите, просвещенный лежит как скотина (Рукоплескания ги смех). Теперь хочу, господа, указать вам на положение: не новички мы будем в этом случае Соседи, наши с отравой населения каким-нибунь ядом уже борятся. В Японии, назад тому несколько лет, издан указ, который, пройдя через высшия учреждения, прошел в закон, который утвержден императором. Этот закон за курение опия карает пятилетним тюремным заключением: строгонько, господа, кажется: но нация, сознавая, что в здоровом теле живет здоровый дух, не останавливается перед этим, чтобы не плодить только идиотов. Сосед наш Китай тоже в одно почти время издал указ, который говорит, что все курильщики опиума, если они служат, должны уволиться со службы, а простым обывателям это запрещено под угрозой страшного наказания и посев мака приказано прекратить. А всем иностранным государствам он собщил, что вот, господа, в течение нескольких лет прекратите ввоз опия к нам. Я сегодня в «Новом Времени» прочитал статью, что в Англии в их Палату тоже внесен закон, который будет сокра-
- 48 -
щать пьянство. А там, господа, кажется, полная свобода для всех реформ, там кажется, парламент чуть-ли не 700 лет существует; но всетаки и там алкоголь, как яд, дает себя чувствовать, как у нас. Мы видим запретительные меры в Америке и в других странах, так что все мероприятия, которые ведут к благу и оздоровлению русского народа, должны быть допустимы, и опасаться их и называть запретительными ограничениями нет основания. Я хочу, господа, вам указать на то, что у нас в древности, когда создавалось Московское царство, была борьба с пьянством народным. Я сошлюсь вам на доклад гр. Скаржинского, который недавно читал. Он говорит так: «При Иване Ш (146? - 1505 гг.) право приготовления литий принадлежало казне, и в Москве были закрыты корчмы». Но право продажи государство имело в своих руках для того, чтобы никто не мог продавать, и само его приготовляло. В 1517 г. был путешественник Герберштейн. Он и оворил, что Царь Василий Иванович построил для своих слуг за Москвой-рекой слободу, названную «Наливная», а другим жителям запретил торговлю и производство. В 1523 г. прибыл в Москву путешественник Альоерт Кампельз и он сообщает в оичете, что в Москве разрешалось пить только по праздникам, а по будням воспрещалось. Иоанн IV, Грозный, возратившись из-под Казани в 1552 г.’ запретил в Москве продажу водки и оставил один кабак для опричников, а в других городах ставил царские кабаки и в 1543 г. прислал в Новгород Ивана Дмитриевича Кривого, который поставил там 8 кабаков, и тогда Новгородский владыка писал Царю письмо: «Бога ради, Государь, потщися и помысли о своей отчизне, о Великом Новгороде, что сия ныне в ней чинится: в корчмах безпрестанно души погибают без покаяния и причастия, в домах и на путях и торжищах убийства, грабления в граде
