Предисловие.
В ночь на 27 января 1904 года на далекой окраине нашей родины раздались первые раскаты неприятельских выстрелов. Эти раскаты громом перекатились по всей великой русской равнине и потрясли до основания ея могучее тело. Начались наши великия поражения, наши неисчислимые потери, наш огромный, незабываемый позор, наши долгия и мучительные похороны. В середине этой печальной войны внутри России вспыхнула смута и стала в своем безумном вихре добивать то, что пощадила рука неприятеля. Мир, заключенный в Портсмут^, довершил падение нашего былого величия и былой славы, а вернувшияся с войны разбитые и дезорганизованные войска наши принесли в Россию тяжелое сознание той горькой обиды и того ужаса, которое мы потерпели на полях Манджурии и в водах Цусимы. Заключительным аккордом всего итого была резкая вспышка внутренней смуты, которая перешла в солдатские бунты, в пожары Владивостока, Одессы, Кронштадта и Свеаборга, в „аграрные иллюминации41, забастовочную вакханалию, омерзительные безчинства, разнузданность толпы, наси-
— 2 —
лия и преступления, совершавшияся под импонирующим флогом „освободительного движения“. Окровавленная, избитая, опозоренная и изнасилованная Россия одиноко лежала среди чада и смрада и задыхалась в ужасах своих великих страданий.
Вот это-то небывалое дотоле состояние родины, это страшное падение ея в пропасть с той блистательной высоты, которую она до тех пор занимала, и заставило меня оглянуться на окружавшую нас жизнь, чтобы найти причины тех великих несчастий, которые потоком на нас вдруг обрушились.
Что-же представляла эта окружавшая нас жизнь?
„Среди тьмы и невежества, как густой лес, раскинулись по России десятки тысяч винных лавок, миллионы шинков, пивных, трактиров и постоялых дворов, и из всех этих страшных мест широкой рекой 'изливалась огненная вода смерти и нищеты, порока и одичания. Жадно и бессмысленно, от дворцов до ночлежных домов, ни передъ^чем и ни перед кем не останавливаясь, пили и проливались деревни и села, города и столицы, крестьяне и рабочие, духовенство и войска, старики и женщины, девушки и дети. Пьяные старики растлевали грудных младенцев, матери торговали своими дочерьми, братья жили телами своих сестер. Девушки, не зная стыда и глотая спирт, отдавались разнузданным пьяным парням. Дети учились у взрослых и под пьяным хмельком садились за буквари, отпуская пошлые шутки и брань. Трезвые священники выживались из
