— 11 —
шел на более быстрый темп любимой арии моего приятеля. II. со своей стороны внезапно переменил мотив и начал насвистывать «Madame Angot». Все рассмеялись. Мой друг был слишком занят шахом королевы, чтобы заметить, что нибудь. Начнем опять, сказал я, и вернемся к «Пророку». Немедленно мы опять услыхали замечательную фугу Мейербера. Все, что мой друг знал, было только то, что он что-то насвистывалъ».
Нет надобности пояснять, что здесь не было мысленного внушения, а было внушение слуховое, которое проникало в психическую сферу совершенно незаметно для внушаемого лица и без всякого с его стороны сопротивления.
То же самое мы имеем и в других случаях. Возьмем еще примеры из Б. Сиднея:
«У меня в руках газета и я начинаю её свертывать; вскоре я замечаю, что мой друг, сидящий против меня, свернул свой таким же образом, мы говорим, что это случай внушения» 1).
Мы можем привести и много других аналогичных примеров, где внушение входить в психическую сферу незаметно для самого лица и без всякой борьбы и сопротивления с его стороны.
Вообще можно сказать, что внушение по крайней мере в бодрственном состоянии гораздо чаще проникает в психическую сферу именно таким незаметным образом и во всяком случае без особой борьбы и сопротивления со стороны внушаемого лица. В этом и заключается общественная сила внушения. Возьмем еще пример из того же Б. Сидиса:
Среди улицы на площади, на тротуаре останавливается торговец и начинает изливать целые потоки болтовни, льстя публике и восхваляя свой товар. Любопытство прохожих возбуждено: они останавливаются. Скоро наш герой становится центром толпы, которая тупо глазеет на «чудесные» предметы, выставленные ей на удивление. Еще несколько минут и толпа начинает покупать вещи, про которые торговец внушает, что оне «прекрасные дешевыя».
«Уличный оратор взлезает на полено или на повозку и
1) Б. Сидис. Психология внушения, стр. 10.
— 12 —
начинает разглогольствовать перед толпой. Грубейшим образом он прославляет великий ум и честность народа, доблесть граждан, ловко заявляя своим слушателям, что с такими дарованиями они должны ясно видеть, как зависит процветание страны от той политики, которую он одобряет, от той партии, доблестным поборником которой он состоит. Его доказательства нелепы, его мотивы презренны и однако он обыкновенно увлекает за собой массу, если только не подвернется другой оратор и не увлечет в другом направлении. Речь Антония в «Юлии Цезаре» представляет превосходный пример внушения».
Очевидно что во всех этих случаях действие внушении не осуществилось бы, как скоро было бы замечено всеми, что торговец не в меру расхваливает свои товары, что уличный оратор преувеличивает значение своей партии, вздорным образом восхваляя ея заслуги. По крайней мере все, для которых ясны вздорность и лживость уверений в таких случаях тотчас же отходят в сторону от таких ораторов, вокруг которых остается только доверчивая толпа слушателей, мало понимающая в деле, незамечающая ни грубой лести, ни лживых заявлений и потому легко поддающаяся внушению.
Итак в действии последняго по крайней мере в приведенных случаях нет ничего «насильственного», нет ничего такого, что должно быть «преодолеваемое наконец нет и ничего такого, от чего «сознание субъекта стремится избавиться».
Все происходит самым обычным, естественным поряд ком и однако это есть настоящее внушение, которое вторгается в психическую сферу, как тать, и производит в ней роковые последствия.
Нет конечно надобности доказывать, что в отдельных случаях внушение действительно встречает сопротивление со стороны внушаемого лица и тем не менее оно проникает в сознание, как паразит, после известной борьбы, почти насильственным способом.
Один из прекрасных поэтических примеров внушения, проникающого в сознание после известной борьбы, представляет внушение со стороны Яго, направленное на Отелло, который встречает это внушение первоначально некоторым сопротивле-