— 273 —
концах мира раздавалось трезвое слово, старались запугивать воображение народа страшными последствиями пьянства. А алкоголизм отнюдь не исчез с лица земли.
Нет, потребление алкоголя ростет, за ничтожными исключениями, во всех странах. Число жертв алкоголя увеличивается с каждым годом, несмотря на все сердечные и теплые слова увещания, с которыми обращаются трезвенники к населению, несмотря на никогда почти не умолкающие горячие призывы не пить, не губить душу и тело.
Мы должны поэтому притти к заключению, что личная воля не играет уже такой исключительной роли в судьбе лиц, предающихся пьянству. Приходится думать, что существуют особые силы, толкающия человека по пути «порока», несмотря на то, что против этого возмущаются его рассудок и его совесть. Сдержать свои стремления к вину многие люди не в силах, как бы хороша ни была направленная к ним проповедь. И так же, очевидно, не в силах избавиться от оков алкоголя человек, еще не превратившийся в пьяницу, но толкаемый на этот путь всеми обстоятельствами жизни. Значит, повторяем, человек пьет вовсе не оттого, что он безотчетно подражает другим, а потому, что в условиях окружающей его действительности имеются особые силы, заставляющия его вступить на путь подражания.
Справедливость, однако, требует заметить, что многие авторы, ставившие подражание и возникшие на этой почве питейные нравы на первом месте в ряду причин алкоголизма, пытались найти условия, поддерживающия и питающия установившиеся обычаи: «Чем объясняется, — спрашивает, например, д-р Нижегородцев, — господство у нас питейных обычаев и предрассудков, чем они поддерживаются? Незнакомством с физиологическим действием алкоголя, рабством воли, низкой ступенью умственного развития и просвещения, отсутствием здоровых развлечений». Ту же точку зрения отстаивает и д-р Коровин. «На основании моих наблюдений,—говорит он,—я пришел к выводу, что невыработка правильного угла зрения на жизнь, затем нфупраж-нениф с юных лет моральных начал и волевых актов,
— 274 —
разнообразное калечение детской души, ея деморализация, хотя бы без умысла семьей и школой, заброшенность и безпризорность молодого существа, предоставляемого собственному развитию, т.-ф. на волю случайностей; а одновременно, с другой стороны, вездесущие питейные предрассудки и обычаи— являются при своем взаимодействии такими могучими факторами возникновения алкоголизма у подростков и юношей, что не приходится думать о таинственных силах наследственности».
Итак, недостаток знаний, низкий уровень культуры,— вот силы, превращающия питейные нравы в могучий фактор алкоголизма. Но как, при свете только что изложенной теории, объяснить такой фактъ? В 1891 году в Берлине состоялся съезд врачей. Город дал в честь съезда большой банкет, длившийся около 12 часов. Гостей было всего около четырех тысяч, а выпили они более 15 тысяч бутылок вина, пива и немало еще порций коньяку. В итоге оказалось разбитого стекла на 3 тысячи марок. Ведь все эти люди, приехавшие на съезд, были, несомненно, знакомы с физиологическим действием алкоголя, все они принадлежали к категории просвещенных граждан, и все их знания, как и усвоенные ими культурные привычки, не помогли им воздержаться от злоупотребления вином.
Мы видим отсюда, что ссылки на питейные обычаи или на недостаточное знакомство с разрушительным действием алкоголя нисколько не объясняют нам возникновения привычки к вину. В основе народных нравов должны лежать какие-либо реальные интересы. Если этих последних нет, или, скажем иначе, если тот или иной обычай ясно нарушает интересы господствующих классов, он падает и перестает играть какую бы то ни было роль в жизни народа. И в данном случае, когда речь идет о питейных нравах, необходимо выяснить те реальные интересы, которые их поддерживают, или же те условия жизни, которые делают пагубные предрассудки неизбежными. К слову сказать, многие непосредственные наблюдатели народной жизни давно уже приходили к заключению, что питейные нравы отнюдь