222
мив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался Бог знает в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и только мелькает одной черной точкой. Вон она перевернулась крылаын и блеснула перед солнцем. Чорт вас возьми, степи, как вы хороши!
Наши путешественники на несколько минут только останавливались для обеда, причем ехавший с ними отряд, из десяти козаков, слезал с лошадей, отвязывал деревянные бак-лажкп с горилкой и тыквы, употребляемые вместо сосудов, ели только хлеб с салом или коржи, пили только по одной чарке, единственно для подкрепления,—потому что Тарас Бульба не позволял никогда напиваться в дороге,—и продолжали путь до вечера,
Вечером вся степь совершенно переменялась. Все пестрое пространство ея охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по ним и они становились темнозелеными; испарения подымались гуще; каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась блоговонием. По небу, пзголуба-темному, как будто исполинской кистью наляпаны были широкия полосы из розового золота, изредка бе-
223
дели клоками легкия и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морския волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогпвался к щекам. Вся музыка, наполнявшая день, утихала и сменялась другой. Пестрые овражки выпалзывали из нор своих, становились на задния лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становились слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе. Путешественники, остановившись среди полей, избирали ночлег, раскладывали огонь и ставили на него котел, в котором варили себе кулиш; пар отделялся и косвенно дымился на воздухе. Поужинав, козаки ложились спать, пустивши потраве спутанных коней своих. Они раскидывались на свитках. На них прямо глядели ночные звезды. Они слышали своим ухом весь безчисленный мир насекомых, наполнявших траву; весь их треск, свист, краканье—все это звучно раздавалось среди ночи, очищалось в свежем ночном воздре и доходило до слуха гармоническим. Если же кто-ни-будь из них подымался и вставал на время, то ему представлялась стеиь усеянной блестящими искрами светящпхся червей. Иногда ночное небо в разных местах освещалось дальним заревом от выжигаемого по лугам и рекам сухого тростника, и темная вереница лебедей, летевших